И вот этот человек перед нами. Мужчина лет пятидесяти, среднего роста. Лицо ничем не примечательное, только вот глаза… Глаза широко раскрыты, но лишены всякого выражения. Взгляд, как у всех слепых, устремлен куда-то вдаль, будто он видит там нечто, скрытое от других.

– Вы Ци Хунли?

– Зачем я вам понадобился, молодые люди?

Видимо, по звуку шагов он определил, что к нему пришли два человека, а по голосу определил возраст. Вот только… С ним говорит Е Сяо, я-то молчу. Почему же он решил, что я – тоже «молодой человек»? Внимательно посмотрев на него, я очень тихо сказал:

– Четыре года назад вы совершили преступление.

– Какое такое преступление? Мое дело – трупы жечь.

– Вы вроде бы кремировали утонувшую девушку, а потом привели ее к родителям живой и здоровой. Мы приехали по этому делу.

Он судорожно, со всхлипом вздохнул и сразу перешел на крик:

– Не понимаю, о чем вы говорите! Оставьте меня!

Решив рискнуть, я тоже закричал:

– Я старший брат этой девушки! Не смей лгать мне!

Е Сяо в знак одобрения показал мне большой палец.

– Вы действительно ее брат?

– Конечно, мы родные брат и сестра от одних родителей.

– Вы лжете. Я по голосу слышу, что вы лжете. Я слепой, но не глухой.

Я опешил, хотел что-то еще сказать, но буквально лишился дара речи. Сделав мне знак рукой, Е Сяо приблизился к Ци Хунли и заговорил с ним на шанхайском диалекте:

– Где ты жил до 1972 года?

Ци Хунли понуро опустил голову. С трудом, запинаясь, сказал:

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Не прикидывайся. Ты шанхаец, почему же после культурной революции ты не вернулся домой? Почему заявил о потере паспорта? Почему в твоем личном деле нет никаких сведений о том, что ты делал до 1972 года?

Е Сяо вел настоящий допрос.

– Кто вы такие, в конце концов? – воскликнул Ци Хунли.

– Не твоя забота, кто мы. Вопрос в том, кто ты. Может, ты и не Ци Хунли вовсе? Имечко-то слишком странное. Как тебя зовут по-настоящему?

– Что вам известно? Что вы от меня хотите? – В его вопросе прозвучал неподдельный страх.

– Скажу только одно: это дело касается гибели многих людей. Я думаю, что сам ты, возможно, ни в чем не виноват. Все будет зависеть только от тебя. Как ты себя поведешь.

Е Сяо сделал многозначительную паузу и закончил:

– Поверь, мы не хотим причинять тебе зло, но нам нужны правдивые показания, потому что дело важное, государственного значения.

Ци Хунли помолчал, закрыл свои слепые глаза, потом шепотом спросил.

– Скажите, сколько людей уже умерло? – Кажется, он готов был говорить, «сотрудничать с органами», как это принято называть.

Е Сяо быстро сказал:

– Много. Уже несколько десятков человек, и с каждым днем их становится все больше. Пока мы идем наперегонки со временем. Неизвестно, успеем ли мы предотвратить дальнейшие смерти. Мы должны спасти хотя бы тех, кого сможем. Говори.

– Хорошо. Сейчас уже нет нужды молчать обо этом. Глаза мои ничего не видят, и я могу не опасаться, что увижу плоды своих страшных дел. Мое настоящее имя Ли Хунци. Если Ци Хунли прочитать задом наперед, то и получится Ли Хунци. В 1966 году я учился в средней школе в Наньху. Как и все, стал хунвэйбином. Рядом со школой был один черный дом. Мы пришли туда…

– Значит, ты и есть один из без вести пропавших? – перебил я его, но Е Сяо жестом приказал мне замолчать.

– Так вы все знаете?

– Кое-что знаем, но не все. Что нам известно – не твое дело. Ты должен рассказать нам всю правду. Продолжай, – сказал Е Сяо.

– В то время мы, чтобы делать революцию, спустились в подвал. Там мы обнаружили труп обнаженной женщины. Мы ужасно испугались, написали несколько лозунгов и ушли. На следующий день выяснилось, что один из нас покончил с собой. Потом наш одноклассник Чжан Хунцзюнь рассказал нам, что накануне вечером они ходили в подвал щупать голую женщину. Кто бы мог подумать, но на следующее утро Чжан Хунцзюнь тоже покончил с собой!

Это было так странно и непонятно, что мы решили еще раз спуститься в подвал, чтобы во всем разобраться. В подвале мы снова увидели эту женщину, но в этот раз нам почему-то не было так страшно. Хотя двое из нас уже умерли, нам и в голову не приходило, что их смерть имеет хоть какое-то отношение к этой женщине. Она была необычайно красивой и обладала удивительной притягательной силой. А мы – пацаны – никогда раньше не видели обнаженного женского тела, поэтому нас неудержимо тянуло потрогать ее.

Только это и ничего другого. И в тот же вечер, после того как мы ушли из подвала, один из нас, My Цзяньго, вдруг как безумный бросился под колеса грузовика, проходившего по улице Наньхулу. Водитель не успел затормозить и задавил My Цзяньго насмерть.

Той же ночью покончили с собой У Инсюн и Чжан Наньцзюй, а на следующий день – Синь Сюн и Фэн Канмэй. Всего за два дня умерли пять человек из тех, кто видел эту женщину. Нас осталось всего шестеро, и все мы очень испугались. До нас постепенно дошло, что все эти самоубийства связаны с женщиной в подвале.

Кто-то даже сказал, что эта женщина – оборотень и наложила на нас заклятье. Хотя тогда мы – хунвэйбины – боролись с пережитками прошлого, мы сразу в это поверили. Поэтому решили, что раз она оборотень, ей надо отрубить голову. Согласно всем поверьям только так можно уничтожить оборотня.

Мы снова спустились в подвал и дровяной пилой отпилили этой женщине голову. Сейчас мне даже вспоминать об этом страшно, такой это был кошмар. Самое жуткое – что из тела мертвой женщины вылилось очень много крови, мы все были забрызганы, буквально пропитаны кровью.

С тех пор в наших сердцах навсегда поселился страх. А когда голова прекрасной жен-шины покатилась по полу, нас начало тошнить. Тело и голову женщины мы оставили в подвале, и все разбежались по домам. Прошло три дня и две ночи – с нами больше ничего не случилось. Мы решили, что кошмар наконец прекратился. Однако утром четвертого дня я узнал, что Фань Дэ, Чэн Сюйань, Ло Канмин и Чэнь Силун ночью покончили с собой, все четверо. Нас осталось только двое: я и Хуан Дунхай.

Я понял, что пришла наша очередь и мы тоже умрем. Поэтому мы снова спустились в подвал. Тело лежало в разбитом нами гробу, а голова по-прежнему валялась на земле. Смотреть на это было невыносимо. Мы решили, что один из нас возьмет тело, а другой – голову, и мы унесем их отсюда куда-нибудь подальше. Хуан Дунхай взял голову, а я тело. Она была совсем не тяжелая. Я поместил ее в большую плетеную корзину, сел на пароход и уехал из Шанхая сюда – в Северную Цзянсу. Хуан Дунхай забрал голову этой женщины. Куда он пошел, я не знаю. С той поры мы с ним больше не видались.