Недоумение наше усугублял еще Смиренников, который при всяком случае повторял, что мы находимся в низах. Неудивительно было неморскому человеку не узнать берега с первого вида, но мы никак не могли думать, что, побывав в Маточкином Шаре хотя бы раз в жизни, можно было бы в нем ошибиться. Как бы то ни было, для разрешения сомнения нашего мы имели только одно средство: посылать гребные суда в каждый из заливов, мимо которых проходили. Но этого средства употребить не позволяла нам ни краткость оставшегося времени, ни краткость дней, так как всякая ничего не значащая заводь могла бы нам в таком случае стоить целого дня. Итак, мы увидели себя в необходимости оставить под сомнением и самое положение Маточкина Шара, и немногие дни, которые мы могли еще пробыть у Новой Земли, употребить на обозрение сколь возможно большего пространства к югу.

С тех пор, как мы подошли к берегу, и до этого времени видели мы только одну небольшую льдину 24 августа. Сегодня же миновали целую гряду, только что отделившуюся от берега, которую ветром несло к W – столь поздно очищаются эти берега ото льдов. После полудня видели также к западу довольно большую полосу льда. Погода в этот день стояла не новоземельская: около трех часов, при наступившем штиле, поднялся термометр до +4°. В другое время при такой температуре жались бы мы, может быть, от холода, теперь же находили погоду теплой и приятной. Мы уже притерпелись. Скоропостижные переходы от тепла к стуже или обратно бывают для человека очень неприятны, но он скоро привыкает к обеим крайностям. Чувства его – довольно ненадежное мерило тепла и холода.

На одном низменном, ровном островке, против которого мы в это время находились, стояла какая-то тонкая жердь, служившая, конечно, береговым знаком для промышленников. Надлежало полагать, что они были тут недавно: так как столь ломкая, непрочная вещь не могла бы, по-видимому, удержаться долго в целости. Мы выпалили по этой причине из пушки, но и второй сигнал наш точно так же остался без ответа, как и первый.

Невзирая на неприятную уверенность, что мы Маточкин Шар оставили уже к N, вид берега вечером давал нам снова некоторую надежду. Поравнявшись с горой А (названной нами в 1822 году Первоусмотренной), усмотрели мы к югу от нее довольно широкий залив, по северную сторону которого лежало несколько островков, из которых один можно было принять за Митюшев остров. К югу от залива под самым берегом лежал небольшой островок, похожий на Паньков остров. Хотя с марса в трубу и казался залив этот не имеющим нигде никакого отверстия, и Смиренников уверял, что никакой из эти островов не похож ни на Митюшев, ни на Паньков, но, чтобы по возможности не оставить сомнения в этом месте, которое одно только из виденных нами походило несколько на Маточкин Шар, решился я подойти к нему вплоть.

Суббота 27 августа. Ночью поднялся прежестокий ветер с берега с ужасными порывами. Мы едва могли держать совершенно зарифленные марсели, и то оттого, что за берегом не было волнения; в открытом море ветер этот был бы настоящим ураганом. Сильным ветром отнесло нас от берега так далеко, что прилавировать к нему не успели бы мы, по всей вероятности, и до вечера, а поэтому и не думал я тратить времени для весьма сомнительного успеха и спустился по-прежнему вдоль берега.

Последний, как мы уже 22 августа заметили, идет к югу ровными, довольно высокими холмами. Милях в пяти к S от этой горы выдается к W низменность, каких мы по этому берегу нашли несколько, и от нее риф, на котором ходили страшные буруны (это был мыс Бритвин). Отмель же должна простираться далеко, так как мы в 9 часов утра, находясь от оконечности милях в трех, вдруг уменьшили глубину до 10 сажен и должны были с полчаса проплыть к SSW, чтобы несколько удалиться от опасного места.

Отсюда берег идет постепенно ниже и ниже и образует многие бухты, прикрытые островками. Мы следовали параллельно ему не более как в двух от него милях. Видна была крайняя южная оконечность берега на S. Казалось, что далее берет он направление к SO, но в 3 часа появился в правой руке остров, потом еще правее отрубистая к морю низменность, и, наконец, все соединилось весьма низким берегом, за которым вдали видны были невысокие, покрытые снегом холмы. Таким образом увидели мы себя в обширном заливе, оконечности которого лежали одна от другой NtO и StW в 40 милях. Северную оконечность образовал тот опасный мыс, от которого мы утром спускались, а южную – позже открывшаяся отрубистая низменность. От последней, подобно как и от первой, простирался риф, и под берегом в разных местах были видны буруны. Упомянутый остров лежал в юго-восточном углу этого залива, положение его NNO и SSW; на северном его мысу стояло несколько крестов.

На южной оконечности залива находилась большая становая изба, по-видимому, в довольно еще хорошем состоянии, и возле нее другая поменьше, вероятно, баня. Чтобы осмотреть эти признаки обитаемости в совершенно безлюдной стороне, правили мы на SW и WSW так, чтобы пройти от этого места милях в двух. Признаки отмели побуждали нас к осторожности, и лот был бросаем беспрестанно. Глубина шла весьма постоянно целый час от 20 до 18 сажен, иногда только 16–14 сажен, но в 5 часов вдруг уменьшилась до 8 и 6 сажен. Тотчас легли мы на W, но в ту же почти минуту судно жестоко ударилось о камень. Немедленно поднялись на NW; лот показал глубину 3 сажени, грунт – плита, и вслед за тем последовал еще сильнейший удар. Вмиг привели в бейдевинд на N и поставили все возможные паруса, хотя по причине свежего ветра и великой зыби, не без опасности для стены, и между страхом и надеждой ожидали, чем все это кончится.

Добрый наш бриг, рассекая довольно легко сильную противную зыбь, удалялся от опасности. Глубина увеличивалась, однако же, весьма медленно, иногда даже опять уменьшалась и не ранее 6 часов возросла до 16 и 18 сажен. К особенному счастью нашему, ветер в самую критическую минуту перешел от ONO к О. Если б он переменился настолько же в другую сторону, то мог бы привести нас к гибельному положению: мы не могли бы миновать рифа, который протянулся на NW на большое расстояние. Якоря на плитяном грунте никак бы не задержали, а при такой зыби, какую мы имели, нужно было не многих ударов, чтобы совершенно сокрушить судно.

По мере того как глубина увеличивалась, спускались и мы на NW, W, SW, а в 7 часов с глубины 20 сажен поплыли на StO вдоль берега. Вскоре усмотрели перед носом сбивчивое короткое волнение и иногда всплески; вода казалась мутной. При приближении к этому месту глубина вдруг уменьшилась до 15 сажен, поэтому мы тотчас спустились на SW, после чего она опять весьма скоро увеличилась до 20 и 24 сажен – неоспоримое доказательство, что тут был риф, хотя расстояние наше до берега было не менее пяти миль.

Воскресенье 28 августа. Пролежав ночь по обыкновению в дрейфе, спустились мы утром к берегу на SO и, дойдя до глубины 16 сажен, легли вдоль него к югу. Время весьма не благоприятствовало описи: берег часто скрывался в густом тумане, почти беспрестанно шел снег большими хлопьями, и мы встречали много носящегося льда, который нас часто заставлял менять курсы. Но так как ничто не побуждало подозревать близости сплошного льда, то, не желая терять времени, продолжали мы наш путь, соблюдая должную осторожность. Берег, вдоль которого мы шли, был однообразный, отмелый и совершенно покрытый снегом. Мы видели в нем несколько совсем открытых бухт, в одной из которых стояло две избы. За несколько минут до полудня туман прочистился и показал нам непрерывную цепь льда, в южной стороне соединившуюся с берегом, а к северу простиравшуюся за видимый горизонт. Мы очутились заключенными между льдом и берегом. Ветер дул от N прямо вдоль этого тесного канала и вынудил нас высвобождаться лавировкой из такого неприятного положения.