— Стас. — Первым ответил на рукопожатие чернявый лаборант. — Какое-то время будешь под моим крылом. Я весь восемнадцатый век курирую. Будут вопросы — обращайся.

— Вижу, процесс пошёл, — улыбнулся Орлов и направился к выходу.

Стас потянул новичка за собой. Провёл по лаборатории, познакомил с оборудованием. Потом посадил в комнатушке, предназначенной для отдыха, и велел тщательно изучить распечатку с правилами техники безопасности.

— У нас с этим делом строго, — предупредил он.

Через полчаса комната набилась сотрудниками. Они по очереди подходили, представлялись, наконец, самый напористый, очевидно, заводила, приступил к главному:

— Ты, Женя, как к традициям относишься?

— Хорошо отношусь, — заверил Южин, с интересом ожидающий продолжения разговора.

— Наш человек! — обрадовался заводила. — Тогда слушай: традиций у нас за всё время существования коллектива накопилось немало, но есть одна, самая святая для каждого нового сотрудника: он непременно должен влиться в наши ряды. «Влиться» — ключевое слово.

— Ребята, если вы на проставу намекаете — так я не против. Мне как раз подъёмные выдали. Куда пойдём?

— Я же говорил — наш человек! — восхищённо сказал заводила. — Можно отметить по-спартански, на природе: шашлык-башлык и всё такое. Если погода не подкачает, конечно. Есть и другой вариант: тут в паре километров забегаловка одна. Ничего особенного, банальный общепит, зато цены гуманные. Всё предельно демократично, можно выпивку принести с собой. Мы так уже делали. Ну как?

— Да я как народ скажет.

— Правильно! Тогда вечером, в конце работы поговорим.

В комнате появился Стас, недовольно посмотрел на сотрудников:

— Мужики, что у вас других дел нет? Хватит новичка на бабло раскручивать.

— Брось, Стас! Простава — дело святое! — ухмыльнулся заводила.

— Ага, святое, — кивнул Стас и обратился к Южину:

— Женя, если этот хмырь будет у тебя деньги в долг просить — не вздумай дать. Не вернёт. На баб потратит всё, до копейки.

— Стас, ты чего?! — притворно обиделся заводила.

— Ничего! А то сам не знаешь?! Женя, у него три развода, от каждого по дитёнку. На алименты ползарплаты уходит. Сейчас с очередной пассией шуры-муры крутит, и сдаётся мне — она уже с животом. Что, не прав я?

Заводила сокрушённо закивал и испарился. Вместе с ним ушли и другие лаборанты.

— Ты на моё бурчание внимания не обращай, — заговорил Стас. — Ребята у нас неплохие. Просто мне по должности положено быть суровым и несправедливым. Если действительно проставляться будешь — дай знать. Приду обязательно.

— Не вопрос.

— Пошли. Покажу тебе самое ценное, что у нас есть.

— Машину времени? — догадался Южин.

— Точно. Чудеса науки и техники. Двигаем в аппаратную, как раз освободилась. Есть желание попробовать?

— Прямо сейчас?

— Чего тянуть-то? Сгоняешь ненадолго, минут на пятнадцать. Потом мы тебя обратно дёрнем.

— Раз обратно дёрнете, то я не против.

— Главное, не мандражируй. Технология уже мильён раз опробована. Сбоев не будет, — заверил Стас.

Машина времени вызвала у Евгения смешанные чувства. Больше всего она походила на детектор лжи — полиграф. Хрононаблюдатель лежал на кровати-каталке, похожей на больничную. Всё тело было опутано проводами и датчиками, соединявшимися с миниатюрным ноутбуком. Никаких капсул, центрифуг, портальных арок и прочей научно-фантастической мишуры из кино, о чём Южин не замедлил сообщить вслух.

Стас засмеялся.

— Ну да! Всего ничего: три мотка проволоки да пара диодов, и на такой херне в восемнадцатый век летаем. Не верится — да?

— Ага, не верится.

— Не тебе одному! И всё же она вертится! То есть работает! И, замечу, практически без сбоев. Технический минимализм в полной красе. Не передумал ещё?

Южин отрицательно замотал головой.

— Тогда занимай свободное место. Сейчас мы тебя в прошлое запулим.

Обыск, устроенный Хрипуновым в доме погибшего поручика, ничего не дал. Нашли обычную рухлядь, принадлежавшую самому офицеру или домовладельцу. Фёдор клялся и божился, что перевернул там всё вверх дном. Я в его словах не сомневался. Хрипунов производил впечатление человека знающего, грамотного спеца.

Мы остались наедине со своими проблемами. Было совершенно непонятно, кому и с какой стати понадобилось убивать Карташова. Напрашивался только один вывод: поручик что-то знал, а эти знания представляли для кого-то опасность. Но вот для кого?

Описать монашку не получилось. Растяпа караульный ничего толком не помнил, убийца умело скрыла свою внешность и от него, и от нас. Под полученное описание подходили обитательницы любого женского монастыря.

— Тупик! — вздохнул я.

Опустив головы, отправились на доклад к начальству. Событие произошло явно не рядовое.

Ушаков устроил форменный разнос, влетело всем: и правым и виноватым. Бывший охранник ныне занимал камеру по соседству. По всем признакам пахло Сибирью.

Я попытался вякнуть на тему посещений: слишком много постороннего народа шлялось по казематам, но меня быстро одёрнули и поставили на место. Ну да, всяк сверчок знай свой шесток. И вроде не при делах, а по итогам разноса будто в грязи извалялся. Умеет Андрей Иванович выволочку устроить.

Обиду и тоску пошли топить в вине. «Топить», конечно, громко сказано. Попёрлись в кабак спаянным уже коллективом: Турицын, Хрипунов и мы с Ваней. Напоследок ещё и увязался представитель весьма творческой и при этом полезной профессии — штатный кат Тайной канцелярии. Другими словами, компания собралась интересная.

Выпили, закусили, поговорили «за жисть». Трезвыми болтали всё больше про женский пол, когда захмелели — перешли к работе. Интересно это у нас, мужчин, в подкорке заложено?!

Ваня вёл себя как обычно: к хмельному не прикасался, лишь наворачивал ложкой да больше молчал. Особенно, когда беседа затрагивала деликатные темы. Но потом и он разговорился.

— Петя, помнишь убийство горничной?

— Какой горничной? — не сразу сообразил я.

У меня в тот момент был жаркий спор на тему применения наручников: я предлагал массовое внедрение этого вне всяких сомнений нужного изобретения. Чтобы у каждого канцеляриста да по паре наручников на поясе! Надоело уже татей верёвками вязать! Даёшь прогресс в этом вопросе!

— Да той самой! Вари! — вскинулся Иван. — Девицы, что у Трубецких служила. Нешто запамятовал?

И он послал мне образ убитой девушки.

— Варю? Варю помню, — кивнул я.

Не скажу, что вид мёртвого тела был за столом весьма кстати. Съеденное и выпитое запросилось обратно. Я едва унял рвотные порывы.