Хока Уште сел на что-то острое, нащупал под одеялом свои украденные стрелы и лихорадочно вытащил весь пучок, понимая, что на поиски лука времени нет. Существо уже приближалось к нему, подергивая руками, ногами и хвостом.

Вместо того чтобы попытаться убежать, Хромой Барсук ринулся вперед и вонзил пучок стрел в сверкающие глаза чудовища. И тотчас откатился в сторону, уворачиваясь от конвульсивно забившего хвоста.

Паук-скорпион испустил столь громкий вопль, что эхо еще не одну минуту прыгало по окрестным горам. Потом он слепо бросился прочь с торчащими в глазницах стрелами, споткнулся и упал, вновь вскочил на ноги и через секунду сорвался вниз со скалы, неподалеку от места, где висели мешки с человеческими останками.

Хока Уште подбежал к краю пропасти проверить, не повисло ли там чудовище, зацепившись за какой-нибудь выступ, и увидел в ярком лунном свете, как оно падает с тысячефутовой высоты на камни внизу. Пронзительный вопль паука-скорпиона и многократное эхо вопля слились в жуткую гармонию. Тишина, наступившая потом, казалась очень громкой.

Юноша вернулся в полуповаленный типи и хлопал по одеялам, пока не нашел свой лук и единственную стрелу. Он в испуге отпрянул назад, когда из-под груды рухнувших шестов медленно выползла закутанная в одеяла карга-мать.

— Стой, — прохрипел он, поднимая лук и натягивая тетиву.

— Я не причиню тебе зла, — раздался сиплый голос из-под одеял.

— Верю, — сказал Хока Уште. — Но не приближайся ко мне.

Старуха замерла на месте. Хока Уште сел, поджав ноги, и ослабил тетиву, не сводя настороженного взгляда с неподвижной темной фигуры.

— Кто ты? — прошептал он. Луна уже проделала полпути по небу, и ночь начинала клониться к утру.

— Я виньян сни, — промолвила одноглазая фигура. — Женщина-которая-не-женщина. Я одновременно родная и двоюродная сестра Женщины Белый Бизон, которая в свое время приходила к вашему народу. Смотри… — Она дотронулась сморщенной узловатой рукой до холодных углей кострища, и там тотчас вспыхнуло пламя.

— Это ничего не доказывает, — возразил Хока Уште. — Существа иктоме, которых я убил, наверняка умели делать такие же вапийя-фокусы.

— Верно, — вздохнула карга. — И я никак не могу доказать, что это тот же самый огонь, который моя родная-двоюродная сестра дала твоему народу. Бесконечный огонь.

Хока Уште долго молчал, глядя на языки пламени. Потом наконец проговорил:

— Если ты сестра Женщины Белый Бизон, то как оказалась здесь… — Он кивнул в сторону полуповаленного типи.

— Я была очень красивой, но очень непостоянной в мире духов, — проскрипела она надтреснутым старческим голосом. — Лила хинкнатупни с'а… Часто меняла мужей. Превращала мужчин в одержимых… висаюкнакскин. Одержимых страстью ко мне. Одним из них был сам Иктоме, человек-паук. Когда он надоел мне и я порвала с ним, он отдал меня своим сестрам-паучихам. Мужчин привлекали сюда не их чары, а мои. Июхависа юкнакскиньянпи… Это я превращаю всех в одержимых.

— Я не одержимый, — сердито выпалил Хока Уште.

Дряхлая карга улыбнулась, показав единственный зуб:

— Ты одержим с самого времени своего видения. Но тебя привела сюда не магия одержимости, а терийаку… любовь ко мне.

Хока Уште попытался рассмеяться — в конце концов, старуха представляла собой омерзительный мешок морщин, бородавок, чирьев и дряблой плоти, — но не сумел. Он вдруг осознал, что именно любовь составляла скрытый смысл видения и именно она привела его сюда. Юноша положил лук на землю и придвинулся ближе к уродливой карге.

— Если ты прикоснешься ко мне, — предупредила она, — за дальнейшее я не отвечаю.

— Я тоже, — промолвил Хромой Барсук и осторожно дотронулся до древнего создания.

И в следующий миг у него открылись глаза сердца. Мерзкая карга оказалась не каргой вовсе, а молодой девой, краше которой он в жизни не видел. Истлелые лохмотья превратились в платье из ослепительно белой оленьей кожи. Мягкие полные губы, кожа стократ шелковистее и глаже, чем у коварных существ, пытавшихся его одурачить, очаровательные глубокие глаза с густыми ресницами и длинные темные волосы, блестящие и переливающиеся в свете звезд. После долгого поцелуя Хока Уште подхватил красавицу на руки и отнес на свое одеяло. Он распустил завязки платья и стянул его с податливого теплого тела. Груди у нее были безупречной формы, пупок выступал нежным бугорком, и Хромой Барсук прильнул к нему щекой.

Она притянула лицо юноши к своему и прошептала:

— Нет, Хока Уште. В одном отношении я похожа на сестер человека-паука… — Она взяла его ладонь и положила себе между ног. Ее виньян шан была влажной от возбуждения, но она хотела показать не это. Хока Уште осторожно раздвинул пальцами нежные потайные губы и нащупал мелкие острые зубы. — Я сменила много мужей, потому что ни один из них не отваживался взять меня, когда обнаруживал…

— Тш-ш-ш… — прошептал Хока Уште, исследуя пальцами влагалище. — Это дело поправимое.

Она прерывисто вздохнула, изнемогая от желания, и сложила его пальцы в кулак:

— Да, если ты их выбьешь…

— Что? — тихо выдохнул юноша, гладя ее волосы свободной рукой. — Причинить тебе боль? Никогда!

Сестра Женщины Белый Бизон отвернула лицо:

— Значит, мы никогда не сможем…

Хока Уште потянулся через нее и достал из-под груды шкур сосуд с огненной водой вазичу, спрятанный там девушкой-пауком.

— Выпей это, — велел он. — А когда в тебя войдут духи и ты перестанешь чувствовать боль, я воспользуюсь подарком вазичу.

— Подарком? — переспросила она. Ее глаза округлились, когда он вытащил из скатанного одеяла клещи, доставшиеся ему от солдата — пожирателя лучших кусков.

Таким вот образом родная-двоюродная сестра Женщины Белый Бизон, прекрасная дева, впоследствии известная под именем Та Которая Улыбается, стала первой любовницей и единственной женой Хромого Барсука. Когда он вернулся в селение, шаманы созвали большое собрание и пришли к единодушному мнению, что именно она станет матерью детей, которые однажды выведут икче вичаза из темной пещеры обратно в настоящий мир.

А позже мой прадед признался, что вырвал тогда не все зубы, росшие в неположенном месте: один маленький зубик он все-таки оставил, уж больно приятные ощущения тот доставлял при соитии. Мой дед, которого я упоминал в своем рассказе, был первым ребенком мужского пола, родившимся у Хоки Уште и Той Которая Улыбается. Шрам у него на голове — оставленный при родах единственным лонным зубом матери — стал вакан-источником его силы, когда он сделался шаманом, провидцем и колдуном.

Я не застал в живых своего прадеда, но по рассказам знаю, что он и моя прабабушка дожили до глубокой старости, пользовались великим почтением всех вольных людей природы, всегда были очень счастливы и по милосердной воле судьбы умерли, прежде чем мир, который они знали, накрыла тень вазикунов. И умерли они с твердой верой, что однажды видение Хоки Уште сбудется и темная тень рассеется.