Зверь поворачивается к Ягуару и раскрывает рот, говоря:

– Просыпайся.

Ягуар открывает глаза. В комнате темно. И холодно. И рука затекла.

– Ну же, Ваня, выходи. Не надо прятаться, – Светочка стоит на четвереньках и протягивает руку. – Выходи же.

– Я не… деньги… я не…

– Я знаю, – мягко отвечает она.

Светочка помогает вылезти, она обнимает, прижимает к себе и гладит, унимая боль и обиду. А потом тайком отводит на кухню, наливает молоко и режет батон. Ягуар не голоден, но он ест, чтобы не огорчить Светочку.

– Больше не делай так. Ладно? – шепотом просит она.

– Как?

– Не признавайся в том, чего не делал. Будет только хуже.

В темноте ее лицо – белый круг. Словно луна, сошедшая на землю. Там, в стране Ягуара, луна тоже большая и круглая, она добра ко всем, живущим в ночи.

Но луну легко обидеть. Ягуар не позволит.

А что касается самого Ягуара, то он сильный, выдержит.

Он твердил себе это потом, когда Светочка заболела. Ягуар первым заметил печаль в ее улыбке и то, что солнечный свет, падая на ее лицо, не украшает – уродует. Тени под глазами, заострившиеся нос и подбородок. Обвисшие щеки и печальные складки на лбу.

Ягуар начал следить. Он чуял запах, но еще не знал, что так пахнет смерть. К матери она подбиралась иначе, во флере ароматов вина и водки.

Светочка таяла. И когда в доме прозвучало слово «рак», Ягуар сбежал. Он день бродил по улицам, кусая себя за пальцы, ночь провел на кладбище. Ягуар и сам не понял, как выбрался сюда, просто очнулся перед могильной плитой, которая была холодна и грязна. Он что-то говорил, или жаловался, или плакал, или ему просто казалось, что он разговаривает, а на самом деле в голове была пустота и тишина.

Утомленный, Ягуар заснул, а проснувшись, отправился домой.

Спокойно вынес крики отца и порку, чувство стыда встрепенулось и заглохло, придавленное горем столь необъятным, что для собственных капризов Ягуара места не осталось.

Он извинился перед заплаканной Светочкой и не смог выдержать взгляда – страшно было глядеться в тень. А ночью, не сумев заснуть, Ягуар услышал то, что ему не полагалось слышать.

– Митя, пообещай мне, что не бросишь мальчиков! – Светочка говорила сердито, и уже это заставило Ягуара насторожиться. Она прежде никогда ни на кого не сердилась, а тем более на отца. – Обоих.

Отец молчал. И пускай. Предопределенность будущего смиряла с настоящим.

– Митя, пожалуйста. Он же просто ребенок. Он твой сын. Достаточно посмотреть на вас, чтобы…

– Он проклят!

– Да глупость какая! Ты мне твердишь и твердишь, а на самом деле не он проклят, а ты упрям.

– Из-за него мы развелись. Из-за него умерла Инночка. Из-за него ты заболела…

– Ты вот сейчас глупости говоришь.

Не глупости. Он ведь говорил это и раньше, Ягуар просто забыл, что слышал такое. А теперь вот вспомнил.

– Нет, – возразил отец. – Злые духи Ушмаля. Я тебе рассказывал о них. Посмотри в его глаза! Ты только посмотри в эти его глаза! Он не человек даже, а…

– Замолчи, Митя. Он человек. А ты… ты просто перекладываешь на него собственные ошибки. – Светочка шептала зло, и слова были похожи на серых шмелей. – Хотя бы сейчас признай, что он – обыкновенный ребенок.

Ягуар вернулся в кровать и спрятал голову под подушку. Он лежал и думал. Сопоставлял. Выводы были очевидны. И утром, когда Ягуар заглянул в зеркало, он убедился – отец прав.

У людей не бывает желтых глаз.

– К счастью, развитие Светочкиной болезни удалось приостановить. Пять лет отсрочки. Мне кажется, она специально тянула, цеплялась за жизнь, чтобы дать Ивану шанс. И поверьте, он был благодарен. Он делал все, чтобы Светочка могла им гордиться. А Мите упорно виделся в этом подвох. Наверное, именно он, Митя, и был одержим духами Ушмаля. Увы, к тому времени я превратился в зрителя, которому не дозволено вмешиваться в дела чужой семьи.

Вась-Вася слушал Московцева вполуха. Лизавета ушла. Она сказала, что устала и ляжет спать, что ей не хочется слушать о чужих бедах, потому что хватает и собственных. В словах этих Вась-Васе послышался упрек, и он ответил зло, сердито, что в собственных бедах Лизавета сама виновата.

И теперь она обиделась всерьез, а он не знал, как помириться и нужно ли это делать.

За тонкой перегородкой в серой одежке дешевых обоев Лизавета все не могла улечься. Она ворочалась в кровати, кровать скрипела, и звук этот резал нервы.

Надо сосредоточиться. Его проблемы обождут, хотя бы до того момента, когда Московцев соизволит заткнуться. Кто ж знал, что он настолько говорлив?

– Естественно, в смерти Светочки, которая, несмотря на все ее усилия, была неотвратима, Митя обвинил Ивана. По-моему, он уже сам не понимал, насколько нелепы эти домыслы. В его представлении Иван стал чем-то вроде высшего зла, уничтожить которое физически Митя не мог. Но он нашел другие способы.

Все люди находят. Это нормально. На самом деле сладкая любовь бывает только в сказках, а в жизни она – горькая. И скулы сводит от этой горечи, и злость разбирает непонятная, и не на ком ее сорвать.

– Ванечка очень любил брата. И Митя очень скоро сообразил, где слабое место его упрямого непробиваемого старшего сына. Сам Иван способен был вынести любое наказание. Он не оправдывался и не просил пощады. В его характере было принимать случившееся как данность. Но вот несправедливость по отношению к Егору доводила Ивана до безумия. И Митя пользовался этим. Нет, он не был жесток к младшему ребенку, он любил его, как любил и Светочку, но он постоянно поминал, что Ивану следует держаться от брата подальше. Он медленно и верно внушал мысль, что любое происшествие с братом, будь то разбитая коленка или простуда, – результат действия проклятия. И Ваня верил! Этот бестолковый, запутавшийся мальчишка верил!

Если бы этот разговор состоялся в действительности, Вась-Вася бы задал вопрос:

– А что сделал ты?

И еще заглянул в поседевшие глаза Московцева, чтобы уж точно понять, насколько правдив ответ. Но разве можно задать вопрос монитору? И не потому ли Московцев предпочел подобный способ ведения беседы?

– Когда ему исполнилось восемнадцать, Ванечка сбежал из дома. Шаг отчаяния, но мне он виделся верным взрослым поступком. Я надеялся, что Ванечка излечится от этого безумия вечной вины. Он слал мне открытки. Из Мурманска. Из Екатеринбурга. Из Вологды. Из Карелии. Из Уганды… Ливии… Афганистана… вы найдете эти открытки в сейфе. Я приготовил. Потом Митя сказал, что Ванечка стал наемником. Он радовался этому очередному подтверждению черствости натуры. Я же думал о том, какое влияние окажет на Ванечку война. Мне было страшно за этого ребенка!

Ошибался Московцев: не было ребенка, но был зверь, который родился на пустынной дороге, и сухой африканский ветер облизал его шкуру, а горькая вода с привкусом химии утолила жажду.