Следовательно, таково было изначально положение вещей: господство высшей власти, опирающейся на голое или интеллектуально подкрепленное насилие. Мы знаем, что в ходе общественного развития подобный режим власти видоизменялся, проложив путь от насилия к праву. Но что это был за путь? По моему мнению, это мог быть только один путь. Он родился из осознания того, что противостоять мощи одного способно лишь объединение более слабых. «L’union fait la force» – силу сломит единство; власть объединения устанавливает право с целью противостоять силе кого-то одного. Мы видим, таким образом, что право – это власть сообщества. Тем не менее право остается силой, готовой обратиться против любого индивида, который противопоставит себя сообществу. Право действует такими же методами и преследует те же цели, что и сила. Разница заключается лишь в том, что теперь это сила не отдельного индивида, а объединенная сила сообщества. Однако для того, чтобы совершился переход от права силы к новому праву, должно быть выполнено одно психологическое условие. Объединение большинства должно быть устойчивым и долговременным. Не было бы никаким достижением, если бы оно образовалось только для преодоления силы кого-то одного, а по выполнении этой задачи снова рассыпалось. В таком случае еще кто-то, считающий себя сильнее других, попытается подчинить их своей воле, и такая игра будет вестись до бесконечности. Сообщество должно сохраниться, организоваться и выработать предписания, исключающие вероятность сопротивления, – то есть законы, – надзирать за их исполнением и применять в случае необходимости силу. На основе признания такой общности интересов у членов возникшего объединения возникает чувство единства, связующее сообщество в одно целое, в котором каждый индивид будет чувствовать себя защищенным.

Тем самым, как мне думается, достигают самого существенного: укрощения силы передачей власти большему по численности единству, которое поддерживается общностью чувств его членов. Все остальное – это технические детали применения и исполнения. Эти отношения остаются достаточно простыми до тех пор, пока сообщество состоит из относительно небольшого числа одинаково сильных индивидов. Законы такого объединения определяют, какой долей своей свободы применять силу должен пожертвовать отдельный индивид ради сохранения мирного совместного проживания в сообществе. Однако такое состояние умиротворения представимо лишь теоретически. В действительности ситуация осложнена тем, что общество с самого начала включает в себя неравные по силам элементы – мужчин и женщин, детей и родителей, а после победоносных войн к этому списку добавляются еще господа и рабы. Право такого сообщества становится выражением неравного соотношения сил внутри самого сообщества; законы пишутся для господ, оставляя мало места для прав подчиненных и угнетенных. С этого момента в обществе возникают два источника правовой неустойчивости, ведущей к дальнейшему развитию законодательства. Во-первых, это попытки отдельных представителей господствующего класса преступить установленные для всех законодательные ограничения – то есть отказаться от господства права в пользу господства силы. Во-вторых, это непрекращающиеся попытки угнетенных добиться большей власти и закрепить эти завоевания в законодательстве – то есть добиться отказа от неравноправия в пользу равноправия. Эти усилия становятся особенно значительными, когда внутри общества происходит заметное изменение баланса сил, как это не раз случалось в мировой истории. Тогда право приспосабливают к новым отношениям власти и подданных; но значительно чаще, когда власть имущие не готовы к таким изменениям, происходит другое – начинается сопротивление, гражданские войны и прочие катаклизмы. Короче говоря, дело тогда доходит до упразднения всякого права, до возвращения к насильственным методам правления, после чего в обществе начинает действовать новое право. Но имеется и еще один источник изменения права, происходящего мирным путем, – это культурный рост членов сообщества, однако нечто такое возможно лишь на более поздних стадиях развития общества.

Таким образом, мы видим, что даже в правовых обществах не удается избежать силовых решений конфликта интересов. Но необходимость поддержания общности интересов, вытекающая из совместного проживания на одной территории, способствует быстрому окончанию борьбы и повышает вероятность мирного урегулирования конфликтов. Правда, даже беглый взгляд на всемирную историю позволяет нам убедиться в том, что она являет собой череду непрекращающихся конфликтов между сообществами – между большими и малыми сообществами, между городами, областями, племенами, народами, царствами, – и конфликты эти почти всегда разрешались войнами. Такие войны заканчивались либо ограблением, либо подчинением и захватом части территории. Завоевательные войны нельзя трактовать однозначно. Некоторые из них, – например, войны монголов и турок, – несли с собой лишь несчастья; другие, напротив, приводили к преобразованию насилия в право и к образованию более крупных сообществ, внутри которых подавлялась склонность к насилию, а правовой порядок сглаживал и разрешал конфликты. Таким было, например, завоевание римлянами стран Средиземноморского бассейна, которое привело к возникновению бесценного римского мира – Pax Romana. Завоевательная политика французских королей привела к образованию мирной, объединенной и процветающей Франции. Как бы парадоксально это ни звучало, мы должны признать, что война может служить подходящим средством для установления «вечного» мира и приводить к созданию великих государственных объединений, сильная централизованная власть которых делает невозможным продолжение войн. Но в действительности так происходит крайне редко, ибо успех завоевания оказывается, как правило, недолговечным и преходящим. Вновь образованные общности снова распадаются – чаще всего вследствие слабой связи между насильственно соединенными частями. Кроме того, завоевание, сколь бы обширным оно ни было, может привести лишь к неполному объединению, конфликты внутри которого по-прежнему будут требовать силового решения. Следствием всех этих воинственных устремлений стало то, что человечество поменяло бесчисленные мелкие военные конфликты, требовавшие участия меньших по численности армий, на более редкие, но и более разрушительные большие войны.

Если мы присмотримся к современным событиям, то увидим тот же результат, на который указали и Вы, хоть и не столь многословно. Истинное предотвращение войны возможно лишь тогда, когда человечество установит единую центральную власть, которая будет наделена правом единолично решать все конфликты интересов. Здесь, очевидно, объединяются два требования: создание единой высшей руководящей инстанции и наделение ее необходимыми правами. Ныне в качестве такой инстанции мы мыслим Лигу Наций, но забываем, что при всем том не выполнено второе условие. Лига Наций не располагает собственной властью, и получить ее она сможет только в том случае, если отдельные ее члены, то есть государства, откажутся от власти в ее пользу. Представляется, что у этой инстанции нет никакой реальной перспективы. Лигу Наций как институт учредили без понимания всех условий, не осознав, что тем самым была совершена беспримерная попытка объединения человечества, примеров которого мы не находим в мировой истории. Это попытка, воззвав к идеальным представлениям, приобрести авторитет (то есть принудительное влияние), который обычно зиждется на обладании реальной властью. Мы уже знаем, что для цементирования сообщества необходимо выполнение двух условий: принуждение со стороны сильной власти и наличие у граждан чувства единства, обычно называемое отождествлением. При отсутствии одного из этих моментов, вероятно, второй способен и один удержать сообщество от распада. Эти идеи, разумеется, имеют какое-то значение только тогда, когда существующая общность между членами сообщества находит свое реальное выражение. Спросим себя: насколько сильна эта общность? История учит нас, что такая общность должна проявляться в действиях и поступках. Например, панэллинская идея – то есть сознание превосходства над жившими по соседству варварами, нашла свое выражение в амфиктиониях, оракулах и совместных играх, и эти действия уменьшили склонность греков воевать друг с другом; хотя несомненно и другое – даже эти действия не смогли предотвратить столкновения между греческими городами-государствами, правители которых, чтобы одолеть соперника, заключали союз даже с Персидским царством, смертельным врагом всего эллинского мира. Столь же мало чувство христианского единства, которое, кстати сказать, было достаточно сильно в эпоху Ренессанса, когда мешало малым и крупным государствам в войнах друг с другом прибегать к помощи турецкого султана. В наше время отсутствует даже идея, с помощью которой можно было бы обосновать создание такого объединяющего авторитета. Господствующие в настоящее время национальные идеалы приводят, как мы видим, к совершенно противоположному результату. Есть люди, утверждающие, что только полная победа большевистского мировоззрения во всем мире сможет положить конец войнам, но мы бесконечно далеки от воплощения этой цели, достичь которой если и удастся, то только за счет ужасающих гражданских войн. Совершенно очевидно, что попытка заменить реальную власть властью идей обречена сегодня на провал. Ошибкой было бы в своих расчетах уповать на право, забывая, что изначально оно было грубой силой в чистом виде и до сего дня не способно существовать без применения силы.