— Я хочу быть свободной, — честно ответила я.

— И зачем тебе свобода?

Стоя к Алексу спиной, я точно знала, что он смотрит в том же направлении, что и я. Только глаза… Должно быть, в серебре его глаз сейчас отражается пурпурное солнце.

— Будет у тебя свобода и что? У тебя ничего нет, Стэлла. Ни денег, ни связей, ни хоть какого-то положения. Что даст тебе свобода? К угону вернёшься или что?

Я долго молчала, раздумывая над его словами. Конечно же, он был прав, и я это знала. Но знала я и другое. Знала, как дорого готов был заплатить за эту самую свободу каждый из лежащих на одеяле в маленькой комнатке, каждый из сидящих за непокрытым скатертью обеденным столом… И некоторые платили. Отдавали за попытку единственное, что у них было – собственную жизнь.

Я повернулась к Алексу. С минуту мы смотрели друг на друга – я на него, он на меня. Я уже знала, какое решение он принял.

— Есть вещи, которые нельзя оценить деньгами, Алекс. И свобода выбирать – одна из них.

Оставив мотоциклы под навесом у пристани, мы вернулись на яхту. Солнце село, и воздух наполнился приятной прохладой. Я остановилась посреди палубы и, окинув взглядом берег, улыбнулась Алексу. Несмотря ни на что, вечер был прекрасным, и мне хотелось, чтобы он понимал – я оценила.

— Спасибо.

К ночи море стало немного беспокойным, и яхта время от времени легко покачивалась от особенно крупных волн.

— Пожалуйста, — улыбнулся он в ответ.

Мне захотелось дотронуться до его щеки, до маленькой ямочки, но я этого, конечно же, не сделала. Посмотрела на засверкавший вечерними огоньками берег и, почувствовав непонятную неловкость, пошла к лестнице.

— Стэлла, — позвал меня Алекс, и я, остановившись, оглянулась. Кивком спросила его, в чём дело. – У тебя есть полчаса.

— Полчаса? – переспросила я, не совсем понимая, что он имеет в виду.

— Поужинаем на палубе.

Алекс стоял на прежнем месте и, зацепившись большими пальцами за петли на поясе джинсов, смотрел на меня внимательным, изучающим взглядом. То ли смутить хотел, то ли хрен знает, что ещё. Но смущаться я не собиралась и отводить взгляд тоже. Так мы и стояли, глядя друг на друга до тех пор, пока он не проговорил негромко, но так, что внутри меня прокатилась тёплая, беспокойная волна:

— Я хочу, чтобы ты надела красное платье, Стэлла. Сделай это.

Алекс

— Если бы я в тебе сомневался, ты бы у меня не работал… Учти, я лично перепроверю… Если хоть рубль из выделенных на компенсацию денег уйдёт налево…

Закончив разговор, я уловил движение за спиной и обернулся. Стэлла остановилась. Мы стояли на расстоянии нескольких метров друг от друга и молчали. Её алое платье выделялось на фоне темнеющего неба ярким всполохом, лодыжки обхватывали тонкие кожаные ремешки. Понятия не имею, что в ней было такого… Такого, что, глядя на неё, я испытывал удовлетворение от понимания – она принадлежит мне. Подувший ветер заиграл с шёлковым подолом, прибил его к бёдрам, но уже в следующий момент ткань снова струилась, доходя до колен. Взгляд Стэллы был спокойным, с едва заметными искорками упрямства и всё того же вызова. Чёрт подери, этим вечером, на этой палубе, она была прекрасна!

— Тебе идёт красный цвет, — сказал я и сделал глоток вина из бокала, который держал в руке.

— Я рада, что ты остался доволен, — незамедлительно отозвалась она и неспешно прошла мимо меня к уже накрытому столу. Взяла бутылку вина и, со скучающим видом посмотрев на этикетку, поставила обратно.

Я не удержался от едва заметной улыбки. Дерзит, хоть и знает, что это может быть опасным. И не боится ведь. Другая бы на её месте выдохнуть лишний раз боялась, а эта…

— Значит, это только для меня?

Подойдя, я взял пустой бокал и налил в него вино. Протянул Стэлле. Отвечать она не торопилась. Забрала бокал, покачала, сделала небольшой глоток и только после этого проговорила:

— Ты же не оставил мне выбора. – Пальцы её скользнули по стеклу, бокал удобно лёг в ладонь. – У меня нет права делать то, что я хочу. Поэтому… — губы её опять коснулись стенки бокала. – Можешь считать, как хочешь.

Уголок моего рта дёрнулся, однако выпада я не оценил. Отпустить её… К этому готов я не был. Точно не сейчас. Двух проведённых в разъездах недель мне хватило, чтобы убедиться – девчонка занозой засела в голове, и выдернуть её на данный момент нет никакой возможности. К тому же… Что будет с ней, окажись она снова на улице? Воровать будет или по рукам пойдёт? И ведь наверняка понимает… Всё понимает, а рвётся. Свобода ей нужна, чтоб её!

Выдвинув плетёное кресло, я кивнул, и Стэлла уселась за стол. Обхватила бокал двумя ладонями и, стоило мне присесть с другой стороны, посмотрела поверх него. На среднем пальце её руки блеснуло бриллиантовое кольцо, и я вспомнил, как она показала мне фак. Огонь и перец…

— За этот вечер, — сказал я, приподняв бокал.

Стэлла улыбнулась, и я, как и там, на берегу, залюбовался её улыбкой. Пожалуй, мне бы хотелось, чтобы она улыбалась чаще… Да, хотелось бы.

Не успели мы зайти в каюту, Стэлла порывисто развернулась и посмотрела мне в лицо прямым взглядом. Так же, как и я, она прекрасно знала, что будет дальше.  В тёмных зрачках сгустилась летняя ночь, приглушённый свет маленьких лампочек отражался в них звёздами. Я дотронулся до её лица, ощутил прохладный бархат кожи. При всей её доступности, она оставалась для меня загадкой, и я понимал это так же хорошо, как и то, что хочу её. Именно её, и похер, кто она и откуда. Ни к одной женщине прежде я не испытывал столь сильной, практически неконтролируемой тяги, от прикосновения ни к одной не чувствовал столь острого возбуждения.

— Сними платье, — тихо попросил я, обведя пальцами контур её лица, и кивком указал на середину каюты.

Ни слова не говоря, она отступила назад. Дотронулась до плеча, и лямка медленно сползла вниз по руке. Глядя мне в глаза, Стэлла проделала то же самое со второй, после завела руки за спину и расстегнула короткую молнию. Мгновение спустя платье лежало у её ног, она же стояла передо мной, почти нагая. Только чёрное кружевное бельё и босоножки из тонких кожаных ремешков на плоской подошве. Я чувствовал себя оголодавшим зверем и понимал – голод этот может утолить лишь она. Какого чёрта – именно она, ответа у меня не было. Грациозная дикая кошка с полными вызова глазами, непокорная молодая волчица.

— Разуйся, — не двигаясь с места, сказал я, и на этот раз слова прозвучали вовсе не просьбой.

Мне нравилось смотреть на неё. Нравилось подчинять её себе и в то же время понимать – сделать этого до конца у меня не выйдет. Вернее… Я бы мог сломать её. Мог бы, и поначалу хотел этого, но теперь… Эта женщина была прекрасна в своей своенравности, внутри неё горело пламя, не угасшее несмотря на её прошлое. И тушить его… Нет.