Этот образ – сплав научной реконструкции, голливудского монстра и детского мультфильма. В нем масса неточного и неоднозначного. Например, хвост у бегущего тираннозавра не свисал вниз, а торчал параллельно земле или даже вверх1, 2. Кожа у большинства динозавров была не голой, а покрытой пухом или перьями3, 4. Ихтиозавры и птеродактили – не динозавры5. Юрский период – только средний из трех периодов настоящего «века ящеров», мезозойской эры6. Но главное, чего не хватает усредненному культурному образу эпохи динозавров, – это нас.

Человек – млекопитающее. Млекопитающие – это вовсе не потомки динозавров. На эволюционном древе не провести прямой линии от велоцираптора к человеку. Но от кого-то же мы произошли, и этот кто-то должен был существовать до динозавров и каким-то образом пережить все их царствование, чтобы потом, после их вымирания, произвести на свет нас. Раз мы в итоге оказались сильнее динозавров в гонке за выживание, что помешало нам появиться до того, как они вообще возникли?

И не князя будить, динозавра

В прошлой главе мы обсудили истоки нашей наземной родословной. Она восходит к рыбам, которые в девонский период палеозойской эры («девон – рыбы вон») вылезли на сушу и стали наполовину сухопутными амфибиями. Через миллионы лет среди амфибий появились амниоты – благодаря своему водонепроницаемому яйцу первые по-настоящему наземные позвоночные. Все это случилось задолго до появления динозавров. Вокруг летали гигантские стрекозы. Воздух был наполнен кислородом.

В этой главе древо позвоночных будет продолжать ветвиться, порождая новые группы в пределах групп в пределах групп – так уж устроена эволюция. Чтобы за этими группами было проще уследить, нужна хорошая аналогия.

Так вот, допустим, что наземные позвоночные – это династия Рюриковичей. Не удивляйтесь, сейчас все станет понятно.

Рыба с мускулистыми плавниками, впервые заползшая на берег в поисках добычи или переправы, была этаким Рюриком, основателем династии наземных позвоночных. Через миллионы лет один из ее земноводных потомков – подобно Владимиру Великому, принявшему византийскую веру, – изобрел полностью наземное амниотическое яйцо.

Наш последний общий с динозаврами предок в учебнике истории шел бы следующим, так что назовем его Ярославом Мудрым. Как именно выглядели эти наши предки, неизвестно, но скорее всего, как жабоящерицы. Поскольку Ярослав Мудрый был амниотом, то есть полностью сухопутным позвоночным, это уже была точно не лягушка и не жаба. Но его ближайшие известные родственники среди амфибий были небольшими насекомоядными животными наподобие ящериц, так что и прародитель амниот, наверное, выглядел похоже7.

Пермский период, последний в палеозое, – это как последний сезон почти любого драматического телесериала: ясно, что будет плохо, неясно только, как именно. Идиллия райского сада со стрекозами начинает рушиться уже в последних сериях предыдущего сезона – каменноугольного периода.

В каменноугольный период, он же карбон, суша в районе экватора была покрыта непрерывным поясом теплых, влажных джунглей. Там преобладали насекомые, а среди позвоночных основной группой были амфибии, хорошо приспособленные к жизни в лужах и болотах. Но к концу карбона климат стал меняться, становясь более сухим, что привело к коллапсу этого тропического леса. Бескрайние джунгли распались на мелкие леса, разделенные малопригодными для жизни проплешинами. Некогда единая империя суши раздробилась на мелкие княжества, каждое из которых боролось за собственное выживание в условиях меняющейся среды8, 9.

В этот момент, когда в конце карбона непрерывный влажный лес раздробился на мелкие и более сухие, настал час амниот. Сначала Владимира Великого, а за ним Ярослава Мудрого. Со своей способностью переносить сухие условия амниоты к концу палеозоя вытесняют амфибий, привязанных к воде. Те уже никогда не достигнут былых размеров и разнообразия.

И вот главная причина, по которой я ввожу эту аналогию с Рюриковичами. Внуки настоящего Ярослава Мудрого, как известно знатокам отечественной истории, разделились на два вечно воюющих между собой клана: Мономашичей и Ольговичей. Точно так же и потомки «жабоящериц», царивших в карбоновом лесу, к концу палеозоя разделились на два клана.

Эти кланы, зародившиеся еще в палеозойскую эру, существуют и по сей день. Как мы увидим, их противостояние, продолжающееся сотни миллионов лет, во многом определило возникновение и предков человека. Мы, люди, как и все прочие млекопитающие, принадлежим к первому из двух кланов. К нему же относятся древнейшие из крупных ящеров. Динозавры, возникшие позже, а также современные птицы и рептилии (ящерицы, черепахи, крокодилы) относятся ко второму клану.

Первый клан, к которому принадлежим мы, носит название синапсид (Synapsida). Второй – зауропсид (Sauropsida). Синапсиды – это Мономашичи, а зауропсиды – Ольговичи. Изначальное первенство среди двух этих ветвей в карбоновый период, последний в палеозое, однозначно захватывают синапсиды, то есть Мономашичи.

Дырка в голове

Поскольку о древних позвоночных мы знаем почти исключительно по костям, вся их классификация основана на дырках в черепе, форме таза и тому подобных отличительных признаках. Называются они тоже зачастую по этим костяным различиям. Вплоть до Ярослава Мудрого у позвоночных были тяжелые черепа, покрывающие голову сплошной броней. Среди амниот приобретают популярность более легкие, замысловатой формы черепа с отверстиями и дугами10.

Первыми с дырявым черепом начинают экспериментировать синапсиды, тем самым отделяя себя от сестринской группы зауропсид. Возможно, в этом и есть причина доминирующего положения синапсид среди амниот на протяжении карбонового периода. Слово «synapsida» обозначает наличие в черепе этих животных скуловой дуги – костной структуры, обрамляющей дырку позади глаза. Изначально эта дуга была просто следствием появления отверстия, но у человека оно давно исчезло, а вот дуга сохранилась, хоть и хитро изогнулась. Вы можете нащупать ее у себя в скуле над нижней челюстью (проще всего это сделать, найдя изображение человеческого черепа в интернете).

С одной стороны, дырка в черепе, изобретенная родоначальником синапсид (Мономахом), облегчила нашим предкам их тяжелый череп, составляющий львиную долю массы скелета, и, следовательно, позволила быстрее двигаться. С другой стороны, к образовавшейся дуге стало удобно прикреплять жевательные мышцы, что, как нетрудно догадаться, помогло синапсидам жевать11.