— Ты весь вечер будешь один? — спросила Илейн.

— Да.

— Тогда садись обратно в машину, — предложила она. — Поедешь с нами на коктейль, а потом поужинаем в «Джино».

Ему хотелось поехать с ними, но предстояло над многим поразмыслить, а для этого лучше побыть одному. Он не мог признаться, что там, в Монтоке, его раздражало то, что вокруг были люди. Это, конечно, скоро пройдет…

— Спасибо, — поблагодарил он, — но мне нужно ответить на кучу писем. Давайте лучше пообедаем вместе как-нибудь на неделе. Мы втроем — и никого больше.

— Я позвоню тебе завтра, — предупредил Джонни, — как только закажу билеты в Неваду.

— Я весь день буду дома, — пообещал Рудольф. Машина тронулась; он смотрел им вслед и ругал себя за эти слова. Теперь, наверное, кто-нибудь из Хитов говорит: «Он будет весь день дома, потому что не знает, чем себя занять».

С чемоданом в руках он поднялся по ступенькам к входной двери. Она опять оказалась незапертой. Из-за нижних соседей. Придется с ними поговорить. Он вошел в полутемный вестибюль и услышал мужской голос:

— Стоять на месте, и чтоб ни звука. Ты у меня под прицелом.

Входная дверь захлопнулась у него за спиной.

— В какой квартире ты живешь? — спросил тот же голос.

Он ответил не сразу. Будь Инид дома, он вообще бы не ответил. Слава богу, она у матери, более чем в ста милях отсюда. И няня в Нью-Джерси. Дома никого нет. Его чем-то тронули под ребро, должно быть пистолетом.

— Тебе задали вопрос, — сказал тот же голос.

Рудольф почувствовал, что рядом стоит второй человек.

— На третьем этаже, — ответил он.

— Поднимайся! — приказал голос.

Рудольф начал подниматься по лестнице. Света из-под квартиры на втором этаже не было видно. Никого нет дома. «Воскресный вечер», — подумал он, машинально шагая по ступенькам и слыша сзади тяжелые шаги двух пар ног.

Дрожащими руками он достал ключ и отпер дверь.

— Зажги свет, — приказал тот же голос.

Рудольф не сразу-нашел выключатель. Загорелась лампа в передней, и он повернулся — перед ним было двое мужчин, которые подстерегли его в вестибюле. Оба — черные, молодые, один высокий, другой среднего роста, оба хорошо одеты. На их худых, напряженных лицах читалась ненависть. Наркоманы, подумал он. Высокий держал в руках нацеленный на него пистолет, иссиня-черный, тускло мерцавший в свете лампы.

— В гостиную, — приказал высокий.

Они прошли вслед за ним в гостиную, где второй человек включил свет. Загорелись сразу все лампы. В комнате было уютно и чисто, занавеси на окнах задернуты. Няня перед отъездом навела порядок. На камине громко тикали часы. Они показывали половину шестого.

— Давай бумажник, — сказал высокий, — и чтоб без фокусов.

Рудольф вынул из кармана пиджака бумажник. Человек с пистолетом выхватил бумажник у него из руки, кинул его напарнику.

— Посмотри, что там есть, — сказал он.

Второй заглянул в бумажник.

— Тридцать долларов, — ответил он, держа в руке деньги.

Человек с пистолетом выругался.

— А в штанах есть что-нибудь?

Рудольф вынул несколько долларов и две монеты по двадцать пять центов. Теперь второй, протянув руку, выхватил у него деньги.

— И здесь не лучше, — сказал он. — Всего восемь долларов. — Монеты он бросил на пол.

— Какой хитрый, а? Разъезжает в «линкольне», а при себе всего-навсего тридцать восемь долларов! — заметил человек с пистолетом. — Боишься, что тебя ограбят, мистер Рокфеллер?

— Извините, — ответил Рудольф, — но больше у меня ничего нет. Только кредитные карточки. — Кредитные карточки разлетелись по полу.

— Наше заведение не принимает кредитных карточек, верно, Элрой? — заметил высокий.

— К сожалению, нет, — ответил Элрой, и оба хрипло расхохотались.

Рудольфу казалось, будто все это происходит не с ним, а с каким-то крошечным, оцепеневшим от страха человечком где-то далеко-далеко.

— Где у тебя деньги? — спросил высокий с пистолетом. — Открывай сейф!

— Я не держу в доме денег, — ответил Рудольф. — И сейфа у меня нет.

— Смотри, какой хитрый! — повторил высокий и свободной рукой с силой ударил Рудольфа по глазам. Рудольф, отшатнувшись, мгновенно ослеп от слез. — Это чтобы научить тебя говорить правду, мистер, — добавил он.

— Ищите сами, — упорствовал Рудольф.

— Последний раз говорю тебе — покажи, где деньги, — пригрозил человек.

— Извините, ничем помочь вам не могу.

Человек с пистолетом дышал тяжело и нервно, глаза его метались из стороны в сторону, отражая свет многочисленных ламп.

— Что скажешь, Элрой? — спросил он.

— Дай ему как следует, — ответил Элрой.

Человек с пистолетом, мгновенно переместив оружие на ладонь, ударил Рудольфа в висок. Рудольф рухнул на пол, но ему показалось, что он медленно летит в пространстве. Ковер принял его в свои объятия, как чудесная мягкая постель. Прошло еще несколько секунд, и откуда-то издалека тот же голос произнес:

— Хватит, Элрой! Ты что, хочешь прикончить эту сволочь, что ли?»

Ему снился сон. Но даже во сне он понимал, что это ему лишь снится. Он был на берегу и искал Инид. Ревели волны. Почему-то прямо на пляже стояли автобусы, из них вылезали люди, которых он не знал и не узнавал, которые не обращали на него внимания, которые то возникали у него на пути, то куда-то исчезали, пока он проталкивался среди них, взывая: «Инид! Инид!» Он знал, что это сон, но мучился по-настоящему, понимая, что не найдет ее. Чувство утраты было невыносимым.

Потом он очнулся. По-прежнему горели лампы. Яркий свет колол ему глаза. Он лежал на полу, все у него болело, ломило голову, саднило в паху. Он не мог повернуться. Лицо у него было мокрым. Он вытер его рукой и увидел на руке кровь.

В комнате царил полный разгром. Обивка на креслах и диване изрезана в клочья, ковер засыпан снежными хлопьями поролона. Возле камина — разбитые вдребезги часы. Из письменного стола, шкафа и буфета выдернуты все ящики, и их содержимое разбросано по комнате. Вместо зеркала над камином торчат одни зазубренные осколки. Деревянные стулья, журнальный столик и маленькая тумбочка разбиты вдребезги каминной кочергой, а сама кочерга изогнута каким-то фантастическим образом. Бутылки из буфета били об стену, поэтому в комнате стоял запах виски и повсюду валялись осколки. Передняя стенка от пианино лежала возле дивана, а порванные струны торчали и висели над клавиатурой, словно выпущенные кишки. Он попробовал посмотреть на часы, чтобы определить, сколько времени он пролежал без сознания, но часы оказались срезанными с его руки — вместо них на кисти был глубокий порез, из которого сочилась кровь.