– А разве нет?

– Нет! Это из-за Саймона. Я люблю его, и он предложил мне выйти за него замуж. А я обругала его и прогнала.

– И все?

– Да, все! Скукота, да? Снова Саймон Уотерхаус.

– Но я думала… по телефону ты сказала, что с этим разобралась. Он сделал предложение, ты ответила «нет»…

– Конечно, я ответила «нет»! Это же Саймон! Скажи я «да», и он тут же потерял бы ко мне всякий интерес. И еще немного охладел бы к моменту объявления о помолвке. Ко дню свадьбы я была бы ему совершенно безразлична, а к моменту прибытия в номер для новобрачных – ха! – стала бы его худшим кошмаром и самым большим страхом в одном лице.

Глаза Оливии сузились.

– По-моему, я упускаю какой-то жизненно важный аспект ситуации. Саймон даже на свидания тебя никогда не приглашал. Вы даже не целовались ни разу!

Чарли пробурчала что-то неразборчивое. Она целовалась с Саймоном – на вечеринке по случаю сорокалетия Селлерса, незадолго до того, как Саймон окончательно решил, что она ему не интересна и не отверг ее самым унизительным из всех возможных способов, – но об этом она Оливии никогда не рассказывала. Даже сейчас она не могла вспоминать об этой вечеринке.

– Трагедии – его фетиш, – сказала она. – Он просто жалеет меня из-за прошлого года.

– И из-за того, что спальня у тебя, как у человека с бомбой в ботинке, – добавила Оливия.

– Не так уж странно, что он меня любит, правда? За все неправильное, что во мне есть. – Голос Чарли сорвался. – И если он действительно меня любит, а я скажу «да», он тут же перестанет меня любить. Не сразу, но перестанет.

Она застонала.

– Чарли, ты… пожалуйста, скажи, что ты не собираешься принимать его предложение.

– Конечно, нет! Что я, по-твоему, совсем рехнулась?

– Хорошо. – Оливия была удовлетворена. – Тогда и проблемы никакой нет.

– Конечно, так что забудь. Можешь ехать.

– Но я принесла образцы тканей…

– У меня идея: почему бы тебе не засунуть их себе в жопу и не свалить обратно в Лондон? – Чарли свирепо уставилась на сестру.

Оливия уставилась на нее в ответ.

– Я никуда не поеду, пока ты хотя бы не взглянешь на цвет утиного яйца, – произнесла она ледяным и полным достоинства голосом. – Это узорчатый бархат. Посмотри, потрогай. Я оставлю его у двери, когда буду выходить.

Чарли даже растерялась от такой наглости. К счастью, зазвонивший телефон избавил ее от необходимости отвечать.

– Алло? – фальшиво жизнерадостно прочирикала она.

– Чарли? Это Стейси Селлерс, жена Колина Селлерса.

– О…

Блин, блин, блин. Звонок мог означать только одно: Стейси узнала о Сьюки, любовнице Селлерса, и хочет, чтобы Чарли подтвердила то, что ей уже и так известно. Чарли годами представляла себе этот момент и холодела от ужаса.

– Я не могу сейчас говорить, Стейси. Я очень занята.

– Я только хотела узнать, нельзя ли мне как-нибудь к тебе заехать. Мне нужно тебе кое-что показать.

– Сейчас очень неудачное время, – ответила Чарли. Может, и грубо, зато правдиво. – Извини. – Она положила трубку и тут же забыла о Стейси Селлерс. – Это была Лора Эшли, – сообщила она Оливии. – Хотела заскочить, закинуть еще образцов. Сказала, что ты взяла не те.

– Подожди, пока не потрогаешь утиное яйцо. Это просто восторг.

– Я пошутила, – объяснила на всякий случай Чарли. – Прости, что так на тебя набросилась.

– Ладно, ничего, – буркнула Оливия. – Слушай, я все понимаю, правда. Ты хотела бы сказать Саймону «да»?

– В идеальном мире, – Чарли вздохнула, – при совершенно иных обстоятельствах.

В дверь позвонили. Чарли зажмурилась.

– Мать твою, это Стейси!

– Кто?

– Как она сюда добралась так быстро? – Чарли сбежала вниз и распахнула входную дверь, готовая отрицать все.

Но это была не Стейси. На пороге стоял Робби Микен.

– Робби! – удивилась Чарли. – Разве ты не в отпуске по случаю рождения ребенка?

– Пришлось прервать его пораньше. Я чуть с ума не сошел. От ребенка не отойти, поспать нормально не получается…

– Это тебе урок, – улыбнулась Чарли. Осознание того, что у остальных жизнь тоже не сахар, придавало ей уверенности. – Переселиться сюда я тебе не разрешу, даже не рассчитывай.

Микен рассмеялся.

– Прости, что дергаю тебя в такое время. Я решил, ты захочешь это увидеть как можно быстрей. Кто-то сунул это в почтовый ящик сегодня вечером.

Он протянул Чарли сложенный листок бумаги. Маленький, исписанный от руки, вырванный вроде бы из блокнота или тетради.

– Как ребенок? – спросила она, разворачивая листок.

– Отлично. Вечно голодный, вечно плачет. Соски у жены просто как два рубца. Это нормально?

– Уж извини, не в курсе.

– Нормально, – прокричала сверху Оливия. – Пусть потерпит немного, скоро станет легче.

– Моя сестра, – шепнула Чарли. – Не верь, ни хрена она не знает.

Робби усмехнулся:

– Ясно. Ладно, пойду. Хотелось передать тебе это поскорее. Слышал, ты нашла предыдущее.

– Предыдущее?

– Письмо. Про Джеральдин и Люси Бретерик. Разве нет?

Чарли покачала головой:

– Я больше не детектив, Робби.

– Знаю, но… Поверишь, ты единственная, кто прислал поздравление и подарок к рождению ребенка. Ни Уотерхаус, ни Гиббс с Селлерсом не озаботились.

– Они мужчины, Робби. Вот ты часто отправляешь открытки?

Он покраснел.

– Теперь буду, сержант.

Чарли бегло проглядела листок. Интересней, чем она ожидала. Немного истерично, но интересно. Скорее бы Микен ушел – хотелось прочитать письмо целиком и внимательно. Она смотрела на письмо глазами Саймона и не могла отреагировать иначе, чем Саймон.

– Это я купила и отправила тот подарок, – сердито сказала Оливия, когда за Микеном закрылась дверь. – И услышала ли я хоть слово благодарности?

– Лив, принеси телефон. – Чарли подняла руку, не отрывая взгляда от текста.

Душераздирающие вздохи, сопровождавшие появление телефона, она проигнорировала и набрала номер отдела убийств. Пруст ответил после первого же гудка.

– Сэр, это я, Чарли. У меня тут еще одно письмо насчет Бретериков. Опять анонимное, но гораздо более подробное, чем первое. Вам нужно его увидеть.

– И чего ты ждешь, сержант? Вези. И еще, сержант…

– Сэр?

– Отмени все, что у тебя запланировано на сегодня.