— Ну, как устроились в цветнике муз? — поинтересовался Мансур Ниязович.

— Сбежал, — ответил Валерий Платонович и поведал об испытаниях, выпавших на его долю. — Вот уж не предполагал, что у писателей подобные условия! — заключил он.

— Это ещё что! — с улыбкой протянул Иркабаев. — Тут встретишь такое!.. Одно название пансионат! Две-три комнаты, набитые койками. Всяким министерствам, организациям тоже ведь хочется иметь свою здравницу.

Об этом Скворцов-Шанявский слышал и в Ессентуках, но лично самому жить в таких заведениях не приходилось.

Со своей стороны он спросил, доволен ли Иркабаев.

— Как к себе домой приехал, — ответил тот. — Все врачи знакомые, медсёстры, нянечки. — Он засмеялся. — Представляете, захожу в столовую — земляки! Один из Намангана, другая из Ургенча. Сажусь за стол, включили радио — выступает ансамбль из Ташкента «Ялла». Словно и не выезжал из Узбекистана!

— Плова только не хватает, — улыбнулся профессор.

— Плов мне пока нельзя, — серьёзно сказал Иркабаев. — А вот без зелени, петрушки-метрушки, кинзы, мяты не могу.

День выдался как на заказ. В синем небе ни облачка, трава свежая, чистая. Поросшие лесом мягкие холмы, окружавшие Трускавец, создавали покой и уют, заставляли забыть, что где-то есть большие города с бешено мчащимися автомобилями, круговертью жизни и людей. Тут же толпа двигалась медленно, степенно. И если не знать, зачем сюда приехало столько народа, можно было подумать, что присутствуешь на чинном провинциальном празднике.

Валерий Платонович отдыхал душой, любовался старинными домами, утопающими в зелени огромных грабов, вязов, магазинчиками, игрушечными башенками причудливых строений у минеральных источников с названиями «Юзя», «Эдвард» и «Бронислава». Он даже сначала удивился, когда услышал замечание спутника:

— Ай-я-яй, какой непорядок!

Профессор, что говорится, спустился с небес на грешную землю — Иркабаев показывал на комки глины, оставленные грузовиками на асфальте.

— Кстати, говорят, при прежнем председателе горисполкома такого не было, — заметил Мансур Ниязович. — Пока шофёр не вымоет шины из шланга, со стройки не выпускали. Вот это был хозяин.

— Знаете, а я бы даже не обратил внимания, — признался Валерий Платонович.

— Не забывайте, — поднял палец Иркабаев, — я ведь тоже председатель исполкома. Правда, райсовета…

— Да уж вижу. Все-то вас интересует, все вы подмечаете.

— А как же! Хожу, смотрю, прикидываю, что хорошего можно перенять. У нас тоже красивый городок. Зелёный. Но здесь опрятней. И воздух такой чистый.

— Ну, положим, теперь нигде на земле нет абсолютно чистого воздуха. В Антарктиде и той обнаружена сажа в атмосфере, — заметил профессор. — Издержки цивилизации.

— И у нас гари хватает, — горько усмехнулся Иркабаев. — Только это издержки головотяпства. Надо же было додуматься построить асфальтовый завод в черте города! Бьюсь с министерскими чиновниками и ничего не могу пока поделать.

Они продолжали свою неспешную прогулку. Что поразило Скворцова-Шанявского (а для этого не надо было иметь заинтересованный глаз)

— несметное количество фотографов. Они встречались буквально на каждом углу

— возле минеральных источников, памятников, санаториев, на площадях и скверах.

— Господи! — не выдержал профессор, проходя мимо очередного скучающего на стульчике человека у фотоаппарата на штативе и доски с образцами продукции. — Их, по-моему, на каждого курортника по одному!

— Думаю, больше, — засмеялся Мансур Ниязович. И уже всерьёз предложил:

— А может, воспользуемся услугами? Потом, в Москве, посмотрите на снимок и вспомните, как мы с вами гуляли по Трускавцу. А?

Валерий Платонович замялся.

— Знаете, как-нибудь в другой раз. — Он провёл рукой по лицу. — Сегодня я выгляжу не очень…

— Хорошо, — не стал настаивать Иркабаев. — Ещё успеется.

— Признаться, с годами пропадает желание фотографироваться, продолжал оправдываться профессор. Сравниваешь с прежними фото и… — Он грустно улыбнулся. — Как молоды мы были, как нравились себе.

— Э! — темпераментно взмахнул рукой Иркабаев. — Что вы! На молоденькой можете ещё жениться!

— Это у вас на Востоке такое возможно, — осклабился профессор.

— Когда-то было, а теперь… Равноправие. Чтобы раньше мужчина занимался уборкой?! Позор на всю жизнь! А я, представьте себе, жене помогаю. Понимаете, моя Зульфия ужасно боится пылесоса, стиральной машины, так что приходится мне. А что поделаешь? — развёл он руками.

— А дети?

— Дети! Попробуй заставь! У одного экзамены, у другого дельтоплан, у третьего свидание. И я, в свои пятьдесят лет…

— Сколько, сколько? — невольно вырвалось у Валерия Платоновича.

— Ну, сорок девять, — поправился Иркабаев. — А что?

— Да так, ничего, — смутился профессор.

Он был уверен, что его новому приятелю шестьдесят, не меньше.

Иркабаев посмотрел на профессора, улыбнулся:

— Выгляжу старше, да?

— Что вы, младше! — соврал Валерий Платонович.

Но Иркабаев не поверил ему, вскользь заметив:

— Слава богу, что ещё жив…

— Да бросьте вы! — успокоил его профессор. — Медицина нынче такие чудеса творит! Простите, все хотел узнать, откуда у вас… — он провёл рукой по пояснице. — Съели что-нибудь такое?

— Это меня чуть не съели, — усмехнулся Мансур Ниязович.

Валерий Платонович бросил на собеседника вопросительный взгляд. Тот спросил:

— Вы что, не читали, не слышали, что творилось у нас в Узбекистане?

— Разумеется, читал, разумеется, слышал, — поспешно ответил Скворцов-Шанявский, хотя не совсем понимал, что конкретно имел в виду Иркабаев. И на всякий случай добавил: — Но теперь, слава богу, навели порядок…

— Навели… — снова усмехнулся Мансур Ниязович. — Прежнего председателя райисполкома, который стучал на меня кулаками в своём кабинете, перебросили в другой район. Секретарь райкома, который заставил судью влепить мне срок, сейчас в Ташкенте большим начальником работает.

— За что? — опять невольно вырвалось у профессора. — Я имею в виду — срок? — И, посчитав, что вопрос, возможно, не очень тактичный, извинился: — Простите, конечно, за любопытство…

— Видно, мешал кое-кому, — пояснил Мансур Ниязович. — Поперёк горла стоял. Как это по-русски — правду матку резал. Ох и не любили у нас это!

— Только ли у вас! — покачал головой Скворцов-Шанявский. — Мне тоже чуть не дали по шапке.

— А мне дали, — вздохнул Иркабаев. — Да что вспоминать!

— Нет-нет, — запротестовал профессор, — мне интересно… А то, знаете, одно дело в газетах да по телевизору, а другое — от живого человека. Тем более пострадавшего за справедливость… Присядем? — предложил он, как бы приглашая своего спутника к доверительному разговору.