Слова русского императора звучали небесным громом, хотя он говорил тихо, отчего делалось еще страшнее. Глаза Петра горели невыносимым огнем безумной жестокости, и Георг не сомневался, что этот московит сделает так, как обещает.

— Я недавно смотрел чудные бумажки, где вы нарисовали, я имею в виду ваших подданных, моих офицеров, солдат и казаков в самом неприглядном виде. Вот, полюбуйтесь!

Георг взял отпечатанные рисунки и сразу узнал их. Они были помещены в газетах: на первом — бородатый, очень косматый казак поедал крошечного малыша прямо на глазах его матери, а на второй — русские офицеры насиловали и грабили добропорядочных горожан.

— Вот замечательный пример вашей независимой и объективной прессы! Как вы сами видите, мои офицеры и казаки вполне приличные люди. Первые, кстати, дворяне и весьма обижены на столь злостную клевету. Я, кстати, отправил казаков за авторами этих гнусных пасквилей и за редакторами газет. Их ждет суровое наказание…

— Вы отправите их в Сибирь? — Георг с трудом вымолвил страшное слово. Вся Англия знала этот суровый край, куда русский тиран отправлял неудобных ему людей, и там, в снегах, они замерзали и их живыми пожирали волки и медведи, что хозяевами разгуливали средь бела дня даже по городским улицам. Совершенно дикий и затерянный в снегах на краю света край!

— Нет, ваше величество, их просто выпорют! Снимут штанишки и пройдутся нагайкой. У вас в ходу больше розги, вы ими детей воспитываете, ну а мы так приучаем к честности и послушанию. Порем-с!

Король поежился, представив, что его самого, жену и детей могут запросто, по приказу, вывести на улицу и там подвергнуть жестокому истязанию. А русский император продолжил говорить тем же тоном хладнокровного убийцы:

— Впрочем, у меня есть такие народы… совершеннейшие дикари! Точь-в-точь как на рисунках! Я думаю, месяцев за пять они вырежут всех ваших подданных, даже на развод не оставят… Мои казаки по сравнению с ними невинные младенцы!

— Кто эти… люди… — с трудом вымолвил последнее слово Георг, буквально выдавив его из горла. Теперь стало по-настоящему страшно. Ему с детства говорили, что в России, раскинувшейся на тысячи миль, есть масса диких туземцев, занимающихся каннибализмом.

«Если он их поставил себе на службу, то… Боже Всемилостивый, спаси и сохрани Англию!»

— Люди? — удивился русский император. — Это скорее звери в человеческом обличии! Любой цивилизованный человек придет в ужас от их вида, даже тролли и гоблины покажутся милыми существами рядом с ними! Вы просто ничего не слышали о народах Гога и Магога, о жестоком стройбате, о полночных воителях, именуемых клопами, — последних даже казаки боятся и я, признаться, опасаюсь! О-о-о! Вы многого не знаете! Но у вас будет возможность с ними познакомиться и увидеть наяву…

— Не нужно, не надо, прошу вас, ваше императорское величество!!! — почти взвизгнул Георг.

Перспектива чудовищного нашествия его испугала. Теперь он твердо осознал, что московский тиран способен на подобную жестокость. Продолжение войны будет означать полное уничтожение всех жителей старой доброй Англии. Нужен мир! Мир любой ценой!

— Мой дорогой старший брат, война всегда жестока! Разве не лучше путем мирных переговоров послужить христианской вере, что призывает к миролюбию и прощению? Я согласен с большинством обвинений, сделанных на покойного господина Питта, и уверен, что все мои подданные строго осудят столь бесчестные действия!

Король остановился, ему просто не хватало дыхания, и, выдавливая из себя улыбку, униженно попросил:

— Может быть, вы смягчите свой справедливый гнев, ваше императорское величество? А моя страна приложит все усилия, чтобы полностью урегулировать возникшие между нами трения…

Гибралтар

На синей глади моря расплывался черный дым, затягивая пеленой многие мили.

— Господи праведный!

Хилл омертвел от ужаса. Вместо белых парусов спасительной надежды на эскадру Коллингвуда страшной волной надвигались русские корабли, неумолимо и жестоко.

— Боже праведный! Неужели они разбили наш флот?!

Такое совершенно не укладывалось в голове. Любой британец с пеленок знал, что могучие линкоры являются верной и надежной защитой Англии. Внутри еще отчаянно стучала надежда, что флот Его Величества просто отстал от русских и сейчас их нагоняет.

Но как он ни вглядывался в море, белых парусов нигде не было видно. Да и русские не бежали, а, наоборот, уверенно шли к Гибралтару. Генерал на секунду представил, как у пушек суетятся матросы, откатывают к портам заряженные орудия, готовые смести залпами все живое.

— Они нас всех перебьют! — раздался истеричный всхлип перепуганной до смерти женщины, спровоцировавший отчаянные крики по всему мысу:

— Подойдут к берегу и всех расстреляют!

— Нас здесь всех убьют!

— Верно!

— Правильно!

По маленькой полоске земли, где сгрудились в страхе многие сотни людей, пронесся яростный гул. Солдаты перестали быть армией, стремительно превращаясь в толпу.

Генерал всем своим естеством ощутил, что солдаты готовы на бунт и любое промедление принесет смерть уже лично ему. Какое-либо сопротивление бесполезно — жизнь тысяч людей может оборваться уже через полчаса, после залпов приближающихся кораблей.

Генерал Хилл затравленно обернулся. К нему тянулись тысячи рук, и в умоляющих жестах раскрытых ладоней, и в угрожающих, с крепко сжатыми кулаками. Он громко закричал, обращаясь к своему адъютанту, стараясь, чтобы все его услышали:

— Патрик, немедленно поднять белый флаг! Мы принимаем условия московского царя!

Лондон

Совместное заседание двух палат проходило в тягостной атмосфере. Выручило традиционное британское воспитание, невозмутимость и хваленое хладнокровие — все присутствующие восседали с окаменелыми масками на лицах. Лорды, потомки аристократов и депутаты, выходцы из нижних социальных групп — все были потрясены случившимся.

Флот Его Величества, главная мощь Английского королевства, его острый меч и надежный щит, потерпел самое сокрушительное поражение за всю многовековую историю.

Даже испанцы, потеряв собранную с невероятным трудом «Непобедимую армаду», не чувствовали себя столь униженно-раздавленными, как англичане. Потому разгром армии под Мэдстоуном уже не произвел шокирующего впечатления, все и так были ошарашены гибелью адмирала Джервиса и пленением Кальбера вместе с эскадрой.

Сейчас происходило самое молчаливое заседание за всю историю британского парламентаризма со времен «Великой хартии вольностей». Ведь не все, что можно сказать, следует произносить!

Тем более когда вражеская армия стала настоящим хозяином в их доме, что являлся долгие столетия крепостью. Да и русские броненосцы, вставшие в Темзе на якоря и наведшие на город свои чудовищные пушки, рассеяли последние крохи оптимизма.