– Погоди, – испуганно остановил разговорившегося ученика Мишкин. – Я не собираюсь пока умирать. Ты лучше скажи, как от всего этого избавиться…

– Я…

Но тут решетка оглушительно грохнула, сверху появился свет.

– Здесь они! – пронзительно завизжала Муза Ивановна. – Я слышала голоса.

– А я чую запах человечины, – в тон ей выла Ольга Ароновна. – Дайте, дайте мне мясца человеческого, мякенького…

Решетка снова грохнула. На пол упал факел. Он ярко осветил подвал и закуток, где стояли ребята. Только сейчас Коля смог разглядеть черного ученика. Это был невысокий тощий парнишка, с вытянутым худым лицом, на котором лихорадочно горели большие прозрачные глаза. Из рукавов черной свободной рубашки торчали тонкие запястья рук. На самой рубашке мгновенно проступали белые пятна.

На пол упал еще один факел. Со стоном черный ученик бросился в следующую комнату подвала. Друзья побежали за ним.

Вслед за факелом на пол спрыгнула черная кошка.

– Зря вы сюда приш-ш-шли, – прошипела она, выпуская нереально длинные когти. – Смерть вам!

Коля захлопнул перед ней дверь.

– Не ходите за мной, – раздался плачущий голос ученика. – Мне больно. Очень больно! Я не могу вам помочь. Идите сами! Выход из подвала открыт, нужно только толкнуть посильнее. В спортзале на одном окне сломана решетка. Разобьете стекло – и вы уже на свободе. На улице они за вами не погонятся. Рано еще. Да и луна скоро сядет. Убирайтесь! Мне больно! Больно!

Жалобно заскрипело железо.

– Ушел, что ли? – прошептал Борис. – Тоже мне, хорош гусь! Заманил нас и бросил. Куда мы пойдем, если там толпа целая стоит.

– Будем пробиваться, – решительно заявил Мишкин. – Кошки берегись, она у них главная.

В дверь тонко постучали, как будто коготками провели по дереву.

– Мальчики, – промурлыкал женский голос.

– А там, в конце подвала выхода никакого нет? – дрогнувшим голосом спросил Борис.

– В темноте мы ничего не найдем.

Коля рванул на себя дверь. Внутрь с кошачьим шипением ввалилась высокая черная фигура. Мишкин, потянув Веселкина за собой, выбежал и захлопнул дверь.

– Пускай они там вместе посидят, – хихикнул он, вставляя в ручку двери погасший факел. В дверь тут же стали ломиться. – Бежим, пока она держится!

Он схватил второй факел и побежал наверх. Вдоль всей решетки стояли оборотни и тянули к ним руки.

– Сюда, сюда, – вопили они на разные голоса.

Мишкин сунул факел между прутьями, отгоняя наиболее настырных.

– Навались, – крикнул он Борьке и с разбегу врезался в решетку.

Старый замок крякнул, дужка щелкнула и откинулась. Коля швырнул факел себе за спину. Огонь пролетел над лестницей и исчез за поворотом. Вся толпа устремилась за ним. Мишкин вовремя выдернул Веселкина, все еще стоящего посередине лестницы. Когда мимо простучали последние ботинки, ребята выбрались наружу и захлопнули за собой дверь. Щелкнул замок.

– Какие умненькие ученики, – прошелестело у них за спиной.

Из темноты вышел директор. Голова с трудом сидела у него на плечах. Сзади он ее поддерживал ладонью. И эта голова больше не улыбалась. Лицо было искривлено гримасой ненависти.

– Какие догадливенькие, сообразительные… – Глаза Ивана Васильевича быстро белели. – И куда же мы собрались идти? Уроки прогуливаете, старших не уважаете, умных советов не слушаете? Велела вам Маргарита не возвращаться? А теперь уж поздно!

Вокруг директора взвился столб огня. В пламени он шагнул вперед, взмахивая руками.

– Попомните вы Ваньку Грозного! Ох, попомните! – заорал он, грозя пальцем.

Коля толкнул замершего Бориса.

– Прямо спортивный зал, – прошептал он. – Беги туда, ищи отломанную решетку, бей стекло. Я сейчас.

Веселкин сделал большой круг, чтобы не попасть в огонь, и скрылся за дверью спортзала. Иван Васильевич как будто бы и не заметил этого. Он шел прямиком к Мишкину.

– Сгоришь и ты в пылу учительского гнева! – рокотал директор, наваливаясь на Колю.

Вдруг Мишкин вспомнил про огнеупорные способности журнала. Он выставил его вперед и, прикрываясь им, как щитом, пошел напролом. К своему великому удивлению, он пробился сквозь директора, налетел на открытую дверь спортзала и кубарем ввалился внутрь.

Окна здесь все были забраны решетками и прикрыты сетками, чтобы защитить стекла от ударов мячей. От одной стены к другой затравленным зайцем метался Веселкин.

– Что у тебя? – крикнул Мишкин, подбегая.

– Нет здесь сломанной решетки, – чуть не плача, выкрикнул Борька. – Я все проверил. Держатся крепко.

– Этого не может быть! – заорал в панике Коля и стал лупить по первой же решетке журналом. – Трус да еще и врун! Я этому черному ученику руки-ноги поотрываю, цепь к ушам привяжу, чтобы в следующий раз не обманывал!

Оконная решетка сразу же поддалась – скрипнула, изогнулась и отворилась.

В спортзале стало заметно светлее. Коля обернулся.

В дверном проеме ослепительной свечкой горел Иван Васильевич.

– Все, все здесь будете! – грозил директор. – Последняя ночь! Последняя! И ты уже никуда не уйдешь. Тот, кто боится учителей и не учит уроки, обречен на кошмары.

Веселкин колотил кулаками по стеклу. Но то ли бил слабо, то ли стекло оказалось прочным, только разбиваться оно не спешило.

– Пригнись! – крикнул Коля, запуская журналом в окно. Раздался звон. Журнал, стукнувшись точно в середину стекла, разрезал его пополам и вылетел на улицу.

Борис вскарабкался на подоконник, Коля полез следом за ним.

Как только ребята оказались на земле, из окна вслед им полетел круглый светящийся предмет. Предмет издавал злобное шипение, приговаривая:

– Куда же вы, любезные мои? Куда, хорошие?

Это была голова директора. Коля не стал с ней ни о чем говорить. Он подхватил журнал и, прихрамывая, побежал следом за приятелем. Ноге без ботинка сразу же стало холодно.

За дома садилась невероятно большая луна.

Коля как можно тише прошел в свою комнату и повалился на кровать. Хорошо, что родители ничего не услышали, а то пришлось бы целый час объяснять, где их ненаглядное чадо гуляло среди ночи, да еще без одного ботинка.

Журнал снова оказался на своем месте – среди разбросанных тетрадок и тряпок на полу.

– Ты зачем его с собой тащишь? – спросил его Борис, когда они добрались до подъезда и собирались расстаться. – Хотел в школе оставить, вот и оставлял бы.

Хороший вопрос! Колька и сам не совсем понимал, почему в него вцепился. Во-первых, ему совершенно не хотелось, чтобы очкастый Краскин дописал в графе его имя. А потом журнал нужно было вернуть обратно в учительскую, а не оставлять в классе. До учительской они сегодня не дошли, поэтому и оставлять его было негде. Бросить на улице? Опять в класс вернется, а там занудный Женька со своей перьевой ручкой.