— Значит, имеем право на ошибки. Ты это хотел сказать? — Боба было не так просто вывести из себя. — Конечно, мы можем ошибаться. Но проституция — не ошибка. Это образ жизни. Я не смог простить лжи.

— Дурак ты… Тебе судьба подарила встречу с замечательной женщиной — ты от нее играючи отказался. Точно так же легко отказался и от собственного ребенка. Ты отказываешься от всего, что может тебе помешать. И проблема не в Геле или в Злате, а в тебе…

— Остается добавить: «Хочешь, поговорим об этом?».

Я помнил, чем закончилась история с Гелей. Конечно, она призналась. Фотографии, где она была снята обнаженной, передавали по кругу, и каждый счел должным осудить ее прошлую жизнь. Боб держался так отстраненно, словно она не только обманула его надежды, но и заразила неприличной болезнью. Ее вышвырнули из шоу в течение часа. Ангелина вышла за ворота, там не было даже машины, чтобы ее отвезти. Как она добралась до шоссе, я не знаю. Я вообще не знаю, сколько времени она шла по этому кошмарному лесу на своих высоченных шпильках. Только спустя несколько дней ее подобрали на дороге и отвезли в Москву. Вернувшись, Геля попыталась покончить с собой. Откачали. Но клеймо прокаженной носила еще очень долго. Возможно, ее дальнейшая жизнь сложилась не так уж плохо, мне о том не известно. Но я до сих пор не мог понять, как можно отказаться от любимой женщины, если она к тому же любит тебя.

— Так что, док? Будем меня лечить?

— Нет никакого желания, — мрачно ответил я. — Тем более, ты и не болен. У людей без совести всегда все в полном порядке.

* * *

Я знал, что вечером он снова придет ко мне — мой кошмар и моя правда.

— Ты не спишь?

— Нет.

Сегодня он был настроен более благодушно. Удобно устроился на левом плече и стал нашептывать:

— Зачем тебе эта безнадежная компания? Они обречены! Нужно встать и уйти. Идем! Не бойся, я покажу тебе дорогу. Она рядом, вы просто ее не видите. У тебя «шоры» на глазах. Отбрось их, и ты увидишь истинное положение дел. Все, как есть на самом деле.

— Ты знаешь, кто убивает?

Он тихо рассмеялся.

— Конечно. И ты это тоже знаешь. Только не хочешь замечать. Все время зачем-то ищешь мотив — вот твоя главная ошибка. Кто-то кого-то убивает не потому что, а вопреки чему-либо. Как только ты просеешь собственное сознание, сразу все поймешь.

— Значит, все-таки маньяк?

— Что есть маньяк? Человек, одержимый манией, страдающий ненормальным влечением к чему-либо. Каждый из нас маньяк. Каждый хочет заполучить то, чего не имеет. Но, получив, он будет стремиться к другому. Ваши желания меняются слишком быстро. В этом и есть несовершенство человечьей натуры. Ты все забыл? Тебя же этому учили. Единственно верный мотив — желание.

— Значит, тот, кто сильнее всех хочет получить главный приз, и есть убийца…

Он досадливо цокнул:

— Какой ты смешной, однако! Кому интересны чужие желания? Кто будет их измерять? У каждого — своя сила и своя правда. Отдели зерна от плевел, и увидишь сено.

— Не понимаю.

— Вот видишь, даже такой простой истины ты не понимаешь.

— Подожди, — почему-то я заторопился. — Скажи, ты приходил к убитым?

— Какой ты милый, док, — я увидел длинные острые зубы. — Раньше ты в меня не верил, а теперь такие вопросы задаешь. Конечно, я был с ними. Но какой промежуток тебя интересует? До, во время или после убийства?

— Во время…

— К некоторым, да. К тем, кто мне симпатичен… У Полины был. Она очень удивилась. Не мне — убийце. Стала охорашиваться, одежки свои немудреные скинула. Разлеглась, словно другого и не ждала. Но вместо любви он подарил ей смерть. Правда, красиво?!

— А Даша?

— Нет, — он снова зацокал, как возмущенная белка. — У нее голова пустая — нечем поживиться. И тарахтит, тарахтит, тарахтит… Я ее только подтолкнул немного, чтобы поняла — вот оно, настоящее… Подсадил… Цепочками обмотал, чтоб красиво было. Там ее и смерть накрыла.

— Что это — настоящее?

— Смерть, конечно. Жизнь — есть иллюзия. Иллюзия есть жизнь. И только смерть дает истинное знание — смерть открывает твою истинную суть.

— Но после этого ты умираешь.

— Такова цена. Но, умирая, ты узнаешь, кто ты есть. Разве это не прекрасно?

— Алиса… Ты был с ней?

— О, да! Прекрасное ничто. Я вгрызался в ее голову и тонул в восхитительной пустоте. Там невесомость и немного шмоток. Не переживай, она не стоила твоих терзаний. Физическая оболочка. Ты достоин большего.

— Чего я достоин?

— Тебе виднее, — чавкнул он. — А сейчас извини — слишком голоден, чтобы продолжать.

Я расслабился и постарался получить удовольствие. Голову снова сжали горячие тиски. Борясь с приступом тошноты, я из последних сил смотрел на костер. Искры ударили прямо по глазам. Стало больно, на губах выступила пена. Голова дернулась, и я увидел ночное небо. Какие звезды в это время года… Какие звезды…

Звезда по имени Инга…

Вера в то, что глупцы не думают, самая опасная форма оптимизма.

Я проснулся и понял, что болен шизофренией. Тем, кому смешно, просьба выйти из зала.

Да, я болен, господа, я болен! И ничего страшного в этом нет. Напротив, все нормально. Во всем мире тысячи людей больны шизофренией. Если следовать статистике, то это один процент. Всего лишь один процент! Но если численность населения давно уже перевалило за пять миллиардов, то один процент — весьма внушительная цифра.

Что есть шизофрения? Расщепление личности? Ничего подобного! Пусть я и психиатр-самоучка, но все равно знаю: болеть шизофренией — не значит иметь расщепленную личность. Расщепленная личность — совсем другое. Как правило, расщепление личности вызвано психологическими травмами в детстве. А с этим у меня все в полном порядке. Не было никаких травм, не было! Я не называюсь разными именами и не проигрываю разные роли. Однако я действительно болен… И болезнь прогрессирует. В старину шизофрению называли «dementia praecox». Красивое название! Пока кавалер пил из бальной туфельки шампанское, барышня деликатно ему шептала: «Мон шерри, у меня „dementia praecox“». И это лучше, чем сифилис. Так, по крайней мере, говорят.

Больной шизофренией должен был впасть в полное безумие. Но что есть безумие? Безумие есть — жизнь.

Я смотрел на себя в карманное зеркальце. Застывшая улыбка — без всяких эмоций. Другое дело, что сейчас я и не испытывал никаких эмоций, но сути дела это не меняло — я болен.

Я до сих пор не могу ответить на один вопрос: является ли шизофрения болезнью или это всего лишь иной способ восприятия реальности? Наверное, с точки зрения нормы, я совершенно другой. И всегда был другим. О, давайте только не будем вспоминать курс лекций: «Слово „шизофрения“ возникло от греческих „шизо“ („схизо“) — расщепляю и „френ“ — разум. Под расщеплением подразумевается не раздвоение (например, личности), как часто это не совсем верно понимают, а дезорганизацию, отсутствие гармоничности, несоответствие, нелогичность, с точки зрения обычных людей». Все так и есть, но мне от этого не легче.