Красивый. Это она о нем.

Она думает о том же, о чем и он? Он схватил лицо Дэйны обеими руками и прижался губами к ее губам. Ее соленые от чипсов губы были такими мягкими, такими податливыми, таили столько несказанных слов.

Дэйна ответила на поцелуй. Ее губы раскрылись. Она положила руку ему на затылок.

Они кружились. Вместе. С ними ничего не могло случиться.

— Фу! — закричала Лорелл. — Фу, гадость!

— Прости, — пробормотал Макс, не отрывая губ от Дэйны.

Он первый раз в жизни целовал девушку и надеялся, что все делает правильно. Кончик языка Дэйны уперся ему в зубы, и тут что-то ударило его по ногам.

Все закончилось. Мир снова встал на свое место, и они рассмеялись, глядя на Лорелл, которая, успев спрыгнуть с карусели, пихала их веткой.

— Мороженое, — потребовала хитрюга.

Дэйна затащила ее обратно на карусель, обняла и посмотрела на Макса.

— Я еще ни разу этого не делала, — призналась она. — Было здорово.

— Фу! — подтвердила Лорелл.

Макс улыбался. Внутри бушевал настоящий ураган. Он поцеловал Дэйну. Она ответила на его поцелуй. Это была реальность. Ему нужно побыть одному, подумать обо всем этом. Но и расставаться с Дэйной он не желал — ни на секунду.

Интересно, он теперь выглядит как-то иначе? Макс коснулся своего лица, когда Дэйна повернулась к Лорелл, которая упорно ныла, что хочет мороженое.

— Ох, лучше купить ей мороженого, а то не угомонится, — сказала Дэйна. — Не забудь свою сумку.

Спрыгнув с карусели и взяв сестру за руку, она направилась к выходу из парка.

— Подождите! — крикнул Макс, сдергивая сумку. Он вспомнил о ноже, лежащем внутри, и подивился, сколь непохожие чувства одолевали его еще час назад.

Он нагнал девочек. Дэйна сердито отчитывала сестру.

— Деньги есть? — спросила она Макса тем голосом, каким разговаривала в школе, — жестким, почти угрожающим. Этот голос явно давал понять, что ей на все наплевать.

Макс сунул руку в карман.

— Да, конечно. Но почему ты…

— Спасибо. — Дэйна взяла монеты.

Они вошли в магазин на углу, и Лорелл принялась выбирать мороженое. Макс стоял позади них, вдыхая запах волос Дэйны.

— Давай быстрее, Лорелл, — велела она.

В магазин ввалилась компания старшеклассников из их школы. Они хотели купить пиво, но продавец потребовал у них документы. Завязалась свара, но Макс ничего не слышал.

— Дэйна, прости. Я не хотел…

— Да заткнись ты, Макс. — Она вырвала эскимо из рук Лорелл, как только та достала его из холодильника, захлопнула дверцу и направилась к прилавку.

— Фунт сорок девять, — сказал ей продавец поверх голов подростков. Дэйна протянула две фунтовые монеты. Лорелл подпрыгивала рядом, не сводя глаз с эскимо.

— В чем дело, Дэйна? Что с тобой?

— Да она просто глупая сучка, вот что с ней. — Парни расхохотались.

Кулаки Макса сжались. Он не раз видел этих парней в школе. От них можно ожидать чего угодно. Он потрогал сумку, напоминая себе, что вооружен. Но не доставать же нож прямо здесь, в магазине, когда прямо на них смотрит зрачок камеры видеонаблюдения.

Парни, смирившись наконец с тем, что пиво им тут не обломится, вышли из магазина. По пути один из них толкнул Макса в спину.

На улице Лорелл разорвала упаковку от эскимо и бросила ее на тротуар рядом с дверью в магазин.

— Нет, Лорелл, — сказал Макс. — Подними бумажку и брось в урну.

Малышка послушно сделала, как он велел. Розовое эскимо торчало у нее изо рта. Макс взял Дэйну за плечи и развернул к себе.

— Мы целовались, — ровным голосом сказал он. — Теперь ты расстроена. Прости.

Глаза Дэйны наполнились слезами.

— Не извиняйся, — прошептала она. — Ты тут ни при чем.

— Тогда в чем дело?

Лорелл ухватила сестру за руку.

— Просто… Просто… — Дэйна посмотрела куда-то вверх и всхлипнула. — Я почувствовала что-то такое горячее в сердце, я не знала, как это вынести. И еще я разозлилась.

— Почему? — Макс едва осмеливался дышать.

— Потому что… понимаешь, таких, как мы с тобой, никто не любит.

— Таких, как мы с тобой?

Дэйна отвернулась и негромко сказала.

— Знаешь, со мной всю жизнь плохо обращались. Я уже перестала это замечать. Стала неуязвимой к насмешкам и издевательствам. Как будто на мне броня. Но только…

Почему она считает, что именно это их объединяет? С другой стороны, здорово, что она считает их похожими. Макс прекрасно понимал, каково это — ходить в броне.

— Но только что?

— Только теперь я стала уязвимой. Броня пробита. Мое сердце все чувствует.

Дэйна покраснела и потащила Лорелл прочь.

Макс смотрел им вслед. Он понял, о чем говорила Дэйна.

Крыша хижины протекала. Часть коробок намокла. Макс разорвал парочку и проверил содержимое. Расставил тарелки на сухие коробки. Тарелки были уродливые, точь-в-точь как в доме чокнутой старушенции. Грязно-бежевого цвета, с жуткими цветочками, яблоками и виноградинами. Макс запустил тарелкой в стену.

— Обеденный сервиз на двенадцать персон. Теперь на одиннадцать.

Он схватил суповую тарелку и разбил ее тоже. Фаянсовые осколки усеяли лачугу.

Скоро от сервиза ничего не осталось. Макс ногой вышвырнул коробку на улицу. Снова полил дождь. Макс плюхнулся в автокресло и закурил.

— Неуязвимы, — прошептал он. — Мы с тобой неуязвимы.

Он зажмурился и глубоко затянулся. Перед глазами стояло лицо Дэйны, а вокруг вращался размытый мир.

Незнакомые ощущения оглушали его. Он тряхнул головой. Нужно передвинуть линолеум, пока все тут не пришло в негодность. Он потрогал мокрые коробки. Утюг. Он бы подарил его кому-нибудь, но кому нужен утюг. А вот соковыжималка и набор для вышивки. Набор он положил на кресло. Отдаст его Лорелл. Будет повод увидеться с Дэйной, узнать, как она.

Макс набрал цифры на кодовом замке. Вставил ключ. Каждый раз дверь будто становилась все более чужой. Ручка и дверной молоток сверкали — спасибо Марте. В холле пахло только что срезанными лилиями — мать настаивала на том, чтобы цветы меняли каждые три дня.

Он скинул ботинки и зашвырнул в шкаф. Мать взбесится, если узнает, что он разгуливает по дому в башмаках. «Ты тащишь уличную грязь в наш дом». Честно говоря, Макс с трудом мог назвать это место своим домом.

Он прислушался. Марта уже должна уйти. Мать — ну, она могла быть где угодно, от Нью-Йорка до Селфриджа. Может, она в студии. Ему было все равно. Всякий раз, пересекаясь дома с матерью, Макс лишь убеждался, насколько он не вписывается в эту жизнь. Он, конечно, рад, что эта инакость сблизила его с Дэйной, но он хотел бы быть как все. Достаточно того, что он внешне выделяется.