С каждой новой жалобой стиль оттачивался, в некоторых местах достигая драматического совершенства. А новый адвокат, видимо, был парень с воображением и литературными талантами. Платов аж прослезился, читая эту бумагу.

Дело было в суде, но ощущения завершённости у Платова не было. Тянуло за душу то, что не была поставлена точка в деле о покушении на Кононенко. Да и исчезновение второго мужа Ирины Левицкой тоже смущало. У него была уверенность, что где-то лежит труп этого человека, вся вина которого состояла в том, что он попал в сети ядовитой паучихи. И его кровь тоже взывала к отмщению.

Пока у Платова ощущалось какое-то затишье. В отделе ни у кого информации на выходе не было, реализаций дел не предвиделось. Поэтому старший важняк имел время и возможность подбить все бумаги, отписаться по оперативным делам. Ну а заодно поразмышлять — что у опера бывает достаточно редко. Чем он и занялся, утречком оставшись в кабинете один.

Перед ним лежали информационные материалы по делу Левицких. Мошенничество не интересовало — тут всё ясно. Он пытался найти зацепки по убийствам.

Изучал он их уже не первый раз. И сейчас смотрел на фотографию главного подозреваемого в организации убийства — неуловимого нижегородского авторитета Бубона.

На него с листа взирала угрюмая рожа со злыми маленькими глазками — Бубон собственной персоной. Следующая фотка — Ирина Левицкая, вид небесный, воздушный, взгляд рассеянный, человек в каких-то мечтах и думах о высоком и вечном. Рубен Левицкий — мордатый, нескладный, запуганный, ждущий какого-то подвоза и готовый принять удар. И готовый служить, быть преданным, как пёс. А вот эта широкая морда, немного туповатая и беззаботная, на устах улыбка записного оптимиста — это Носорог.

Целый пасьянс — карты, участвующие в деле. Кто виноват? Что делать?

Итак, что имеем? Бубон — Бубенцов Родион Вячеславович. Крестился в первый раз по статье 144 УК РСФСР — при Советском Союзе это кража личного имущества. Потом хулиганство — статья не авторитетная, но и не позорная, однако коронование в воровской сан затрудняется. Хотя сейчас вообще становятся ворами в законе люди, ни дня не топтавшие зону. Длинный перечень подвигов возглавляемой им смоленской группировки. Список подонков, которые жгли магазины и машины, похищали и пытали коммерсантов, убивали людей за деньги.

А вот жизненный путь Левицкой. Работала в краеведческом музее — недолго. Преподавала в институте. Занималась антикварным бизнесом. Гладкая, без ухабов и колдобин, без безумных поворотов биография. За ней скрытыми остались мошенничества, интриги, пропавший муж.

Омаров Роман Олегович, кличка Носорог. Родился в Баку. Судимость по малолетке за кражу. Переехал с родственниками в Тульскую область. Окончил пищевой техникум. Перебрался в Москву. Занимался самым разным бизнесом — торговал носками, сантехникой и австрийским шоколадом. И вдруг неожиданно мелкий перекупщик ширпотреба пропадает, зато появляется искусствовед и знатный арт-дилер. Натаскивали его в этом бизнесе земляки из Баку, имеющие на Кутузовском проспекте галерею. Видимо, там и освоил азы торговли краденым. Он работал с ними, потом отпочковался и устремился в свободный полёт. Имел тесные связи с братвой, кому надо, отстёгивал за решение проблем.

Левицкий Рубен Николаевич — потомственный интеллигент и профессиональный алкоголик. Родился в семье военного — кандидата наук, преподавателя марксизма-ленинизма в военном училище. Переезжал с семьёй из города в город. Окончил философский факультет Казанского университета. Преподавательская деятельность в Казани, потом в Твери. Осел в Санкт-Петербурге. Личная жизнь не удалась. Женился. Развёлся. Спился. Был изгнан с работы. Его подобрала, как бездомную собаку, Ирина. И приспособила к делу.

Что-то насторожило Платова, в очередной раз знакомившегося с досье на фигурантов. Неясное какое-то ощущение. Что именно — не понял. Но начал перечитывать справки.

Перечитал и понял, за что зацепился глаз.

Биографии всех фигурантов. Сравнил. И ощутил — вот она, зацепка. Головоломка сложилась. И стало понятно то, что до этого момента было непонятно.

— Ну, Рыбак, как же ты мне нужен, — произнёс Платов. — Где же ты бегаешь?

Всё-таки тот, кто разбрасывает наверху судьбы и потоки событий, не лишён некоторого чувства юмора, каверзности и изящества.

На столе запрыгала «Нокиа». Платов посмотрел — номер не определился. Не любил он анонимные звонки.

— Я слушаю, — произнёс он.

— Ты не поверишь, но это опять я. И снова живой, — послышался глумливый голос Рыбака. — Звоню напомнить, что я свои обещания помню…

* * *

— Какая группа? Какой матч? Вы что, осатанели все? — возмутился Платов, бешеными глазами глядя на вошедшего в кабинет снулого и индифферентного ко всему сотрудника первого (организационно-методического) отдела.

— Тебя включили в группу по обеспечению безопасности спортивной встречи ЦСКА — «Спартак». Сбор в одиннадцать часов в зале на третьем этаже.

— У меня реализация. Какой, к лешему, матч?

— Руководство дало твою кандидатуру. Моё дело маленькое — сообщить. Кстати, у нас ещё запросы по кандидатурам в штаб по борьбе с экстремистскими проявлениями на два месяца, в группу по декриминализации потребительского рынка на месяц и в командировку на юг — для обеспечения курортного сезона. Не хочешь?

Платов отправился к начальнику отдела выяснять, что это за ерунда творится и какое он отношение имеет к фанатам.

— Я ни при чём, — оправдывался начальник отдела. — Тебя первый отдел сосватал.

— У меня реализация наклёвывается, — Платов вкратце пояснил ситуацию.

Начальник отдела горестно вздохнул:

— Ты уже в списках. Представляешь, какая морока… А там всего на недельку…

— Какую недельку? Нам убийц ловить надо!

— Убийц много. А… комиссий и рабочих групп ещё больше… Ладно.

В итоге удалось пристроить в футбольную группу вечно находящегося на больничном генеральского внучка, занимавшего должность в отделе и не устающего говорить, что он здесь ненадолго, его в министерство приглашали.

Разрешив эту идиотскую проблему, Платов отправился на Житную, чтобы обрисовать ситуацию Шведову. Застал того за переподшиванием дела.

Он сгрёб бумаги и запихал их в сейф. Спросил:

— Кофе? Бальзам есть прибалтийский.

— Давай.

Бальзам был хороший, как в старые времена, и в хорошем кофе звучал особенно гармонично. Платов отведал его и ощутил, что нервозность от окружающей шизы немножко спадает.

— Что по Левицким? Ты не в курсе? — спросил Платов.

— Ирина запросила коллегию из трёх судей. Объявила, что её враги одного судью купят с потрохами. А на трёх федеральных судей денег может не хватить.

— Напрашивается ведь, дурочка. С судьями такие шуточки боком могут выйти.