Получив сообщение о появлении врага, совместному войску Котиса и Евнона пришлось разворачиваться в боевой порядок с походного строя. Головной конный отряд Горда остановился. Прикрывавшие тыл всадники Евнона опередили пешее войско и оседлали пологий холм левее. Равнинную местность между двумя конными отрядами начало заполнять войско Котиса. Не теряя времени, оно строилось по римскому образцу в когортный порядок. Вперед выдвинулись лучники Котиса и римские велиты — воины без доспехов с небольшими круглыми щитами, пращами и дротиками. Позади правильными прямоугольниками выстроились когорты. Первую линию составили четыре когорты молодых воинов-гастатов, вооруженных копьями-пилумами, щитами и мечами. Две из них, в центре, римские, остальные состояли из боспорцев, обученных имперскими центурионами. Вторая линия, в три когорты, тоже римская. В отличие от первой в ней были зрелые воины-принципы, уже побывавшие в боях. Просветы между ними прикрывали две когорты опытных и закаленных в сражениях легионеров — триариев и нестройные фаланги боспорцев в доспехах, схожих с фракийскими и сарматскими, а большей частью без них. Вооруженные длинными копьями, дротиками, большими щитами, изредка мечами, луками и ножами боспорцы резко отличались от стройных римских когорт. Легионеры, все, как один, в одинаковых красных туниках и плащах, с полуцилиндрическими, прямоугольными щитами, в шлемах и кожаных панцирях с нашитыми металлическими пластинами, представляли единое целое и невольно вызывали уважение врагов и союзников. Они-то, по мнению римского полководца Гая Юлия Аквиллы, должны были решить исход сражения. Но Котис и Евнон думали иначе. Иначе думал и Умабий. Его назначили предводителем конного отряда боспорцев, что расположился в тылу войска с двумя сотнями римских всадников. Римской конницей по прихоти богини Фортуны командовал не кто иной, как брат покойного сенатора Цецилия — Публий Цецилий. Прославленный воин римских легионов, добившийся своим мужеством высоких воинских должностей, попал под подозрение в связи с участием брата Сервия в подлых замыслах Мессалины, направленных против императора. Клавдий, ставший еще более подозрительным после заговора, посчитал Публия опасным и понизил его до префекта алы. И вот теперь Публию приходилось сражаться на стороне тех, кто отчасти был виновен в смерти его брата.

Росмик — старший из племянников Умабия находился тут же. Сыну покойных Бахтава и Хорзы шел четырнадцатый год; настал его черед познать, что есть война, и окрасить свой меч кровью врага. Отрок нервничал. Умабий это видел. Вспоминая свой первый бой, успокаивал: «Держись рядом, вперед не высовывайся, помни, чему учили опытные воины, и верь — ты сильнее любого противника».

Митридат, не ожидавший, что аорсы выступят против него, вынужден был невольно принять бой. Лишенный трона царь до сей поры пребывал в уверенности, что в этой битве он одолеет Котиса и его союзников-римлян при помощи конницы сираков, но в его расчеты вмешались всадники Евнона. Теперь у Митридата не было прежней уверенности в победе, и он уповал на милость богов. Его сомнения передались полководцам, а через них простым воинам. Только Зорсин и его сираки желали поскорее ринуться в бой, чтобы сразиться с давними врагами — аорсами. Ждать им пришлось недолго. Сражение началось в полдень. Митридат с детства помнил уроки истории, преподаваемые учителем Харитоном, не забыл и о победе карфагенского полководца Ганнибала над римлянами в битве при Каннах и изначально решил последовать его примеру. Он наметил связать воинов Котиса и когорты римлян сражением со своей пехотой и, ударив по флангам конницей, окружить противника. Несмотря на появление аорсов, Митридат не изменил задуманного. Было слишком поздно что-то менять. Войска начали сближаться. Римские когорты, каждая со своим вексиллумом, ведомые центурионами и деканами, под звуки тубицен, литавр, буцин, труб и барабанов ринулись на врага, чуть опередив плохо обученных боспорцев. Легкая пехота противников, осыпав друг друга стрелами, дротиками и камнями из пращей, скрылась за боевыми порядками тяжеловооруженных воинов. Две силы сошлись в смертельной схватке. Зажатую со всех сторон холмами долину наполнили звон оружия, крики, стоны, топот и ржание лошадей. Фаланга Митридата попыталась смять когорты Котиса, вклиниваясь в промежутки между ними. Воины, сумевшие это осуществить, проклинали богов и Митридата. Защищенные большими щитами римские легионеры засыпали их дротиками с трех сторон, а затем воины второй линии выдавили оставшихся, заполнив собой промежутки. Пехота Митридата дрогнула, стала медленно отходить. Но надежда на победу еще оставалась. Конница с обоих флангов уже накатывалась на аорсов. Митридат, стоя на взгорке, наблюдал, как навстречу им двинулись всадники противника.

Отряд Горда первым сошелся с врагами. Разноплеменная конница бывшего правителя Боспора не выдержала удара сплоченной дружины аорсов и показала спины. Вот в эти спины и вонзал Горд раз за разом свое копье, преследуя врагов. Предводитель вражеского отряда попробовал остановить бегство. Он развернул коня, чтобы дать бой Горду, победить и этим воодушевить своих воинов. Венед, не останавливаясь, метнул копье. Сила броска была такова, что копье прошило насквозь защищенного кольчатым доспехом противника. Увиденное наполнило сердца воинов Митридата еще большим страхом. Теперь никто из них не пытался оказать сопротивление, все думали, как спастись от ярости беспощадных и могучих аорсов.

Из груди царя вырвался стон, когда он увидел, что его конница на правом фланге отвернула, не выдержав лобовой атаки, и теперь, преследуемая аорсами, уходила в сторону Соз. Оставалось надеяться только на сираков.

Зорсин сам вел свою конницу. Сираки, под разноцветными знаменами-драконами, шли в атаку, используя излюбленный прием войны сарматов и других кочевых народов Великой Степи — лавой. Управляя одними коленями гнедой статной лошадью, защищенной чешуйчатым доспехом в виде попоны и бронзовым налобником, Зорсин, держа копье двумя руками, сумел пронзить неприкрытое горло первого вставшего на его пути врага и ударом в грудь повергнуть на землю второго, сломав при этом древко. Пришло время меча. Один за другим два аорса легли под копыта его лошади. Еще нажим, и заклятые враги обратятся к сиракам спинами, и тогда им не будет пощады… Воин на белом коне налетел на него словно степной смерч. Зорсин успел разглядеть только сбрую, украшенную золотыми фаларами, красный плащ и бороду с белой отметиной. «Евнон!?» Да, это он. Зорсин успел увернуться от меча и даже сам нанес удар по шлему противника, но тут же почувствовал невыносимую боль в левом плече, а затем и в ноге. Боковым зрением он заметил, что справа на помощь ему пробивается его родственник и один из лучших бойцов Намген, но путь ему преградила женщина-воин с каштановыми волосами. Зорсин понял — Намген не успеет… Гнедая укусила коня Евнона за шею и тем спасла предводителя сираков от смерти. Белый жеребец заржал, встал на дыбы. Понимая, что одной рукой не сможет одолеть вождя аорсов, Зорсин повернул лошадь и помчался в ту сторону, откуда недавно вел в бой своих храбрых сираков. И вовремя. Его воины уже откатывались под напором аорсов, пришедших к ним на помощь конных боспорцев, возглавляемых Умабием, и римских всадников Публия Цецилия. Митридат безуспешно пытался остановить бегущую в панике пехоту…

* * *

Митридат не стал оборонять Созы, не надеясь на верность его жителей, коих он лишил царя, навязав свою власть. Да и с кем оборонять? Войско, спасаясь от врага, разбежалось, многие сдались в плен, с ним осталась лишь малая его часть. Прежде ему стоило позаботиться о сохранении этого осколка былой воинской мощи и собственной жизни, постараться оторваться от неприятеля, следующего по пятам, а уж потом собрать силы, соединиться с Зорсином, ушедшим вверх по течению реки Панд, и вновь попытаться разбить Котиса. Сейчас же Митридат и его воины покидали город. На смену им шли победоносные войска нового боспорского царя.