– Чем? – перебил Святой.

– Безвредный коктейль медикаментов. Немного снотворного, немного успокоительных, и никаких побочных эффектов. Только здоровый крепкий сон, пока яхта стояла на якоре у границы территориальных вод…

– Пока ваши люди столковывались с погранцами, – уточнил Святой. – Я был о стражах границы лучшего мнения. Оказывается, ребятки тоже продаются.

Поколебавшись, Бодровский с подкупающей искренностью раскрыл секрет сделки:

– У капитана сторожевика сынишка парализован. Может, слышали о взрыве дома?

– Да. Припоминаю… Браконьеры, промышлявшие на Каспии, отомстили погранцам за конфискованную черную икру.

– Мальчугана извлекли из завала на четвертые сутки с поврежденным позвоночником. Прооперировали и вернули отцу, а у того нет денег даже на инвалидную коляску. – Платон Петрович скроил скорбную мину. – Мы предложили безутешному отцу сумму, необходимую для лечения ребенка, и кое-что для команды. Согласитесь, взаимовыгодная, гуманная сделка?!

Именно в этот момент Святой готов был сорваться: встать и расплющить нос циничного деляги, спекулирующего на людских несчастьях, но сдержался, ожидая дальнейших пояснений. Ему надо было разведать, в какую авантюру втравливает его этот сволочной толстосум, принимающий мир за супермаркет, где все выставлено на продажу, а люди – только куклы на полках, и каждая со своим ценником.

Святого магнат ценил дорого.

Неожиданно Платон Петрович переменил тембр голоса с жесткого на свербяще-ноющий, с плаксивыми нотками.

– Поверьте, Дмитрий, самое страшное, когда родители видят смерть своих детей. Это противоестественно… – Достав платок, Бодровский натужно высморкался. – Мой сын Роман умер в прошлом году…

– Соболезную, – вполне искренне сказал Святой.

– Умер от наркотиков. Его нашли уборщицы в туалете ночного клуба. Роман Бодровский лежал в отхожем месте! – Магнат ослабил узел галстука. – Мой наследник, мой единственный сын скончался, не дожив до двадцати… – Платон Петрович всхлипнул и отвернулся, стыдясь скупой мужской слезы.

А Святой не мог отделаться от ощущения, что присутствует на представлении любительского театра, где актеры лезут из кожи, изображая трагедию, но у них ничего не получается.

«Чего же не хватало твоему сынку? Денег, автомобилей, подружек… За каким хреном он подсел на иглу? Захотелось остроты ощущений? Раздвинуть границы сознания?.. Так отправил бы отпрыска повоевать на таджикские заставы или на Северный Кавказ. Организовал бы сыночку хотя бы краткую ознакомительную экскурсию в армию, чтобы тот увидал жизнь с изнанки. Понял, отчего восемнадцатилетние парни душу наркотой врачевать пытаются…» – неприязненно подумал Святой, хоть о покойниках и не полагалось так думать.

Совладав с чувствами, Бодровский промокнул платком покрасневшие глаза, посопел, восстанавливая сбившееся дыхание, и внимательно посмотрел на собеседника – проняла ли его сцена отцовской скорби.

Экс-спецназовец, бывший со смертью на «ты» и повидавший трупов не меньше, чем сторож морга, молчал.

– Дмитрий, идет умышленное уничтожение генофонда страны. Умирают дети из высокопоставленных семей! Будущие политики, дипломаты, бизнесмены… Нас лишают будущего! Посмотрите, посмотрите список!.. – Достав из кожаной папки перехваченные скрепкой листы, Платон Петрович потрясал бумагами.

Мартиролог был внушительным. Напротив некоторых фамилий алел жирный крест, выведенный маркером.

– Что это означает? – спросил Святой, перечитывая список, словно скопированный из газетной советской хроники – сплошные знаменитости и воротилы.

Взглянув на отметину, Бодровский ответил:

– Еще живы, но безнадежны. Днем раньше, днем позже пойдут на погост. Мучаются от ломки в дорогих клиниках или вымаливают у родителей дозу.

Святой вернул бумаги в дрожащие руки магната:

– Напал мор на золотую молодежь?

– Не язвите! – взвизгнул Бодровский.

– А сколько спивается от нищеты и безнадеги?! Сколько колется дрянью? Нюхает клей по подвалам, потому что у них уже сейчас нет перспективы. Платон Петрович, я не сентиментальная барышня, и меня сложно разжалобить историями о великосветских бездельниках-наркоманах. Простите, но генетическому фонду, как вы изволили выразиться, кушать порою нечего. Папа, не получающий зарплату месяцами, на бутерброд в школу не наскребет! В армейском строю дистрофиков ветром качает. Так что давайте без высокопарных выражений! – Свое возмущение Святой выдал залпом.

– Ладно… – не разжимая зубов, произнес магнат, хлопая ладонями по коленям. – Семьи сгоревших от наркотиков объединились в лигу, если хотите, партию или союз. Название не имеет значения. Это негласное объединение, не зарегистрированное и не участвующее в выборах. Нас сплачивает одна идея – виновники должны быть наказаны высшей мерой…

– Уничтожены?!

– Да.

– Уличные торговцы, наркоши, разбавляющие дозы сахарной пудрой, чтобы обдурить таких же бедолаг и сорвать деньгу, курьеры, бабки, выращивающие мак на дачах… Платон Петрович, вам придется развязать террор похлестче тридцать седьмого года. Я не верю в ваш фанатизм, и на маразматика вы не похожи… Уничтожены или уничтожен?!

Вопрос не в бровь, а в глаз озадачил Бодровского, настроившегося на пространную речь для внимательного слушателя. Загипнотизировать ораторским искусством экс-спецназовца, приученного оперировать четкими понятиями, конкретными датами и ясно поставленными задачами ему не удалось.

– Вы нетерпеливы, – мрачнея, пробурчал магнат.

– Надоело сидеть сиднем. Да и в родные пенаты я намечал вернуться немного позднее. Короче, хватит ходить кругами! – отрезал Святой, скрестив руки на груди. – Вы или лига приговорили кого-то к смерти? Не мелкую сошку с парой чеков героина в кармане, а крупную рыбу? Наркодельца высокого пошиба? Весьма кстати подвернулся и я – человек вне закона, с репутацией классного профессионала. Очень удобная личность для беспрекословного выполнения любой грязной работы. Это не ново, Платон Петрович, убирать преступников руками преступника. Не ново… Я верно улавливаю логику?

– Отчасти. Члены лиги весьма влиятельны. У них достаточно средств и возможностей, чтобы исправить перекосы в вашей судьбе. Снять судимость, добиться пересмотра дела, подвести под амнистию или заплатить очень большие деньги, с которыми можно обосноваться в любой точке земного шара!

«Широкий выбор, – скептически усмехнулся про себя Святой. – Мягко стелешь, да жестко спать. Чего-то ты, Платон Петрович, темнишь. Не договариваешь. Платных убийц в России как собак нерезаных. Только свистни – батальон сколотить можно. Да что батальон – дивизию сформировать на бабки, вбуханные в мою доставку. Мудришь, деляга, на мне свет клином не сошелся!»

Бодровский упорно продолжал гнуть свою линию, то бормоча словно религиозный фанатик, то захлебываясь криком. Задатки трагика в магнате определенно имелись.