– Я тут поразмыслил над твоей бедой, – тихо сказал он. Джейз, Арилоу и Томки ушли далеко вперед и не слышали их. – О том, что ты не можешь убивать. Подумал… Пока еще неизвестно, будут ли с этим хлопоты. Ведь та лягушка зла тебе не причинила, так? Вдруг ты найдешь другой способ отомстить, полегче? Может, убить человека будет не так трудно, как тебе кажется. Сестренка… я никому не говорил, как дополнил свою метку, только жрецу, который наколол мне второе крыло. Но, если хочешь, поведаю тебе.

Прищурившись, Хатин взглянула на него, обратив внимание, как дергается у него щека. Сестренка, старший брат. Если не считать Арилоу, больше из односельчан у нее никого не осталось… И все же – ближе ли он ей, чем просто незнакомец?

– Ты, наверное, помнишь мою сестру Фолесс. Она была… – Феррот болезненно улыбнулся. – Носилась везде, бесила меня. Однажды умчалась на склон горы ловить забвенчиков.

Феррот посмотрел на Хатин и уловил в ее взгляде изумление.

– Ну да… ты не знала, ведь ты не ныряльщица. – Возникла пауза, и Хатин буквально ощутила, как Феррот готовится раскрыть еще один секрет. Тяжело было нарушать привычку молчать, пусть даже не осталось Скитальцев, которые могли бы подслушать, да и терять было почти нечего. – С их помощью ловили дальновида, – сказал он через некоторое время, голосом едва ли громче шепота. – Сажаешь забвенчика в пустую скорлупу кокоса и запечатываешь пробкой из смолы и воска, затем опускаешь в воду на длинной лесе. Видишь ли, дальновид умеет посылать вперед свое зрение и видит насквозь все, к чему приближается: акулу, ныряльщика, крючок внутри наживки, сеть… но стоит ему заглянуть внутрь полого кокоса, как он слышит жужжание забвенчика и засыпает, расщеперив жабры. Тогда хорошая ныряльщица спускается под воду и хватает рыбу, пока ее не опередил кто другой.

В общем, на том же склоне засел один землевладелец, с мушкетом, высматривал хитроплетов, как те передвигают вешки. И вот он заметил четырнадцатилетнюю девочку в хитроплетской одежде и заорал ей, мол, проваливай. Но Фолесс не услышала – запечатала уши, чтобы защититься от пения забвенчиков. И он выстрелил ей в голову.

Феррот говорил совершенно ровным тоном. Так и надо было, чтобы пересказывать подобные вещи.

– Землевладельца не арестовали, – продолжал Феррот. – Он ведь «нарушителя» пристрелил, какую-то хитроплетунью. Тогда я сделал себе метку мстителя. Бегом отправился в дом к тому землевладельцу в Погожем и подарил ему частичку своего разума – острием вперед. Однако нож не задел важных органов, и он выжил.

Хатин кивнула. Об этом она еще в деревне слышала.

– Когда я освободился из тюрьмы, – продолжал Феррот, – то услышал, что землевладелец бежал на север. Я понял, что без совета мне не обойтись, и пошел к Джейзу.

Убийца знал, что по нему трепещет крылышко бабочки. К тому времени, когда я во второй раз выследил его, он потратил целый год и половину состояния на то, чтобы превратить свой дом в обнесенную стенами крепость. В саду у него росли и овощи, и фрукты, там был колодец, он держал коров и коз, даже пчел завел. Никого к себе без проверки не впускал.

Как-то он нанял толпу людей, чтобы те вырубили кусты и лозу – из опасений, что по ним сможет забраться на стену убийца. До сих пор помню, какой ужас его обуял, когда он увидел меня в зарешеченное окно среди других садовников. Меня арестовали и, по слову землевладельца, бросили в клетку. Прошла неделя, он за это время зачах, увял и… оставил свое имя.

Меня хотели повесить, но не смогли доказать мою причастность. Оставили гнить в камере на полгода, и когда я чуть не помер от малярии, выкинули на улицу – в надежде, что сдохну с голоду. Но «Возмездие» присмотрело за мной.

– Ты отравил его? – Хатин искоса глянула на Феррота. – Но как ты добрался до его припасов?

– Я и не добирался. – В его слабой и доверительной улыбке читался намек на застенчивую гордость. – Добрались мои маленькие помощники. Я знал, что мне ни за что не перебраться через стену, и посадил рядом с ней траву-змеелыбку. Прошло несколько дней, цветы раскрылись, пчелы собрали ядовитый нектар и отнесли его в улей. Землевладелец был тот еще сластена.

Хатин побледнела.

– Понимаешь, – почти утешительным тоном добавил Феррот, – не обязательно мстить напрямую. Может, ты не создана для того, чтобы протыкать людей ножом… но ощутишь ли то же, подбрасывая небольшую пригоршню листьев и корней?

Хатин попыталась представить, как, орудуя серпом, готовит почву для хитрого, неспешного убийцы. Ощущение и правда было иным, но от этого не становилось легче.

– Хладнокровное убийство, да? – ответил на ее немой вопрос Феррот, улыбнувшись горько, как настоящий старший брат, и хлопнул по плечу – как настоящего младшего братишку. – Когда до дела дойдет, так уже не покажется. То есть… если гнева хватит, тобой овладеет безумие. Спокойное, холодное безумие. И все пройдет легко.

Пожалуй, ради новообретенного старшего брата она постарается отдаться безумию. Обернется раскаленной добела, безжалостной и беспощадной. А потом станет…

Пеплоход.

– В чем дело? – спросил Феррот, когда она вдруг сжала его руку.

– Ничего… подумала тут… – Хатин осмотрела невысокий холм, но увидела лишь невинно колышущуюся золотистую траву. Должно быть, это солнце ослепило ее на миг, и ей привиделось синее пятнышко среди деревьев. – Скорбелла точно поглотила пеплохода, но мне вдруг показалось…

Она смущенно улыбнулась, и Феррот точно так же улыбнулся в ответ, однако через несколько шагов они поменялись местами, и теперь уже Феррот оказался между Хатин и невысоким холмом. Арилоу впереди вяло помахивала рукой, запрокинув голову и отрывисто, хрипловато ахая.

До самой ночи Хатин невольно, украдкой поглядывала то вправо, то влево – однако нигде не было видно и следа пеплохода.

* * *

Спустя несколько дней тяжелого перехода Обсидиановый Тракт свернул на восток, в сторону пегого пика Камнелома.

В старых легендах Камнелома отослали подальше от прочих вулканов за то, как он смеялся. В приступах хохота он до того сильно трясся, что его пронизанные безумием истории и сны взлетали высоко вверх. А прочие вулканы, слыша их, не могли не содрогаться от гнева, от страха и еще от чего-то, слишком ужасного, что смехом не назовешь. И вот Камнелома отправили далеко, чтобы он играл со своими цветными грязевыми колодцами. Но тревожное чувство осталось: если хохот вулкана станет чересчур громким, его услышат остальные и содрогнутся против своей воли.

Однако именно такое – вдали от прочих вулканов – положение и сделало Камнелом идеальным местом для школы Маяка. На полпути к вершине воздвигли башню и с наступлением ночи на ней зажигали огонь, который был виден чуть ли не со всех уголков острова.

Рисовые поля вместе со Скорбной Лощиной остались позади, и кругом лежали степи – этакая мозаика небольших ферм, щетинящихся недавно ободранными бобовыми стеблями и огороженных декоративными банановыми деревцами, вперемешку с молчаливыми и постоянно растущими Землями Праха. Время от времени дорога миновала окутанные паром лиловые озера, где ровную гладь нарушали жирные пузыри грязи зеленого, имбирного и золотистого цветов: лопаясь, она оставляли калейдоскоп разноцветных колечек.