Внезапно его задумчивость прервалась:

Но, слушай! Раздался свисток локомотива - долгий и невыносимо рез­кий крик, нарушающий гармонию на многие километры вокруг. Он расска­зывал историю о занятых жителях больших городов, обычно проводивших время на залитых солнцем улицах, которые вдруг решили провести день в деревне, короче, о беспокойстве как оно есть. Так что в этом поразительном крике не было ничего удивительного - ведь с ним в дремоту вторгался весь шумный мир.

Лео Маркс открывает свою классическую книгу «Машина в саду: техника и идеал сельской жизни в Америке», написанную в 1964 году и посвящённую изучению влияния технологии на американскую культуру, с рассказа об утре Готорна в Сонной Лощине. По словам Маркса, истинным объектом писателя является «ландшафт души» и, в частности, «контраст между двумя состоя­ниями сознания». Тихая поляна в лесу обеспечивает одинокому мыслителю «изоляцию от какого-либо вторжения», защищённое место для размышлений. Шумное прибытие поезда, наполненного занятыми людьми, создаёт «психи­ческий диссонанс, связанный с началом индустриализации»45. Созерцатель­ное мышление подавляется шумом и суетой механистического мира.

В том внимании, которое Google и другие интернет-компании уделяют эффективности информационного обмена как ключевого условия интел­лектуального прогресса, нет ничего нового. Эта тема активно обсуждалась и обдумывалась ещё со времён Промышленной революции. Точка зрения интернет-компаний отражает твёрдое и последовательное противостоя­ние точке зрения американских трансценденталистов, а ранее, и европей­ских романтиков, считавших, что истинное просветление приходит только через самосозерцание и самоанализ. Напряжённые отношения между двумя точками зрения представляют собой, по мнению Маркса, выражение более широкого конфликта между «машиной» и «садом» - индустриальным и пасто­ральным идеалами, - который играл столь важную роль в формировании современного общества.

Готорн понимал, что когда речь заходит об интеллекте, то индустри­альный идеал эффективности может представлять смертельную угрозу для пасторальной идеи созерцательной мысли. Это не означает, что стремле­ние к быстрому поиску и получению информации является чем-то плохим. Отнюдь нет. Развитие всестороннего мышления требует как способности найти и быстро обработать большие объёмы информации, так и способ­ности к размышлениям. Человеку нужно время и для эффективного сбора данных, и для неэффективного созерцания, и для управления машиной, и для того, чтобы просто сидеть в саду, сложа руки. Нам необходимо работать в развиваемом Google «мире цифр», но при этом у нас должна быть возмож­ность возвращаться в Сонную Лощину. Основная проблема нашего времени состоит в том, что мы теряем способность сохранять баланс между этими двумя не похожими друг на друга состояниями мышления. Наш ум находится в процессе бесконечного движения.

Превратив наше литературное мышление в основной тип мышления, пресс Гутенберга запустил процесс, который в наши дни может сделать литературное мышление ненужным. Когда книги и периодические издания заполонили рынок, люди впервые почувствовали информационную пере­грузку. Роберт Бертон в своём шедевре 1628 года под названием «Анатомия меланхолии» описывал «хаос и неразбериху в книгах», с которой сталкивался читатель XVII века: «Книги подавляют нас, наши глаза устают от чте­ния, а пальцы - от перелистывания страниц». За несколько лет до него, в 1600 году другой британский писатель, Барнаби Рич жаловался, что «одной из величайших болезней нашего времени является огромное количество книг, которые настолько переполняют мир, что мы не в состоянии переварить оби­лие праздной информации, окружающей нас и возникающей ежедневно».

С тех пор проблема стала ещё острее - мы неустанно ищем всё новые пути для того, чтобы навести порядок в информационной путанице, в которой оказываемся каждый день. На протяжении столетий основные методы личного управления информацией были простыми, механическими и идиосинкразическими: информация раскладывалась по папкам, расстав­лялась по полкам в алфавитном порядке. Мы создавали аннотации и ком­ментарии, списки и каталоги, а также эмпирические правила. Существовали более сложные, но всё равно, в основном, ручные механизмы для сорти­ровки информации, которые можно было найти в библиотеках, универси­тетах, а также в коммерческих и государственных организациях. В течение XX века по мере нарастания информационного потока и развития технологий обработки данных методы и инструменты как личного, так и корпоративного управления информацией стали значительно более сложными, систематич­ными и подверглись автоматизации. Мы начали поиски машины, способной избавить нас от информационной перегрузки и решить связанные с ней проблемы.

Ванневар Буш в своей широко обсуждавшейся статье «Как мы можем мыслить», опубликованной в журнале Atlantic Monthly в 1945 году, указал на основной признак современного подхода к управлению информацией, буш, инженер-электрик, работавший в годы Второй мировой войны научным советником Франклина Рузвельта, был обеспокоен тем, что прогресс идёт рука об руку с неспособностью учёных находиться в курсе информации, связанной с их работой. Объём новых публикаций, по его словам, «значительно превосходил способность человека ими пользоваться. Человечество с огромной скоростью обретает новый опыт, а средства, которые мы используем для того, чтобы пройти через нескончаемый лабиринт в направлении важной информации, остаются при­мерно теми же, что и во времена парусных кораблей».

Однако технологическое решение проблемы информационной пере­грузки было, по мнению Буша, не за горами: «В нашем мире уже появились недорогие и надёжные комплексные устройства, и одно из них наверняка решит эту проблему». Он выступил с идеей персональной машины для ката­логизации информации, которую назвал термином тетех и которая могла оказаться полезной не только для учёных, но и для всех, «использующих логические процессы мышления». По словам Буша, тетех, стоящий на рабо­чем столе, «будет представлять собой устройство, в котором человек хранит [в сжатом виде] все свои книги, записи и результаты общения. Это устрой­ство является механическим, поэтому получение информации из него будет быстрым и гибким». В верхней части устройства должны были находиться «полупрозрачные экраны», на которые могли проецироваться изображения, хранящиеся в памяти устройства. Для навигации по базе данных должны были использоваться «клавиатура и набор кнопок и рычагов». «Основным свойством» этого механизма должно было стать «создание ассоциативных индексов» для связи между собой различных элементов информации: «каж­дый из них можно будет автоматически и по усмотрению владельца связы­вать с другими». Буш подчёркивал, что этот процесс «связывания двух вещей воедино» является крайне важным.

Придумав mеmех, Буш фактически предвосхитил появление и персональ­ного компьютера, и гипермедийной системы Всемирной паутины. Его статья послужила источником вдохновения для множества разработчиков первых персональных компьютеров и программного обеспечения, в том числе для таких новаторов в области гипертекста, как знаменитый компьютерный инже­нер Дуглас Энгельбарт и изобретатель HyperCard's Билл Аткинсон. Но несмо­тря на то, что фантазии Буша нашли своё реальное воплощение, причём в размерах, недоступных пониманию его современников (в сущности, мы все окружены потомками тетех), проблема, которую было призвано решить его изобретение, то есть информационная перегрузка, никуда не исчезла. Более того, она значительно усугубилась. По наблюдению Дэвида Леви, «развитие персональных цифровых информационных систем и повсеместное исполь­зование гипертекста привело не к решению проблемы, выявленной Бушем, а к её усложнению»48.