Викинги, растекшиеся по острову в девятом веке, были преимущественно данами. Они вступили в окруженный стенами торговый центр под названием Лондон и спалили его. Но если бы не героические сражения короля Альфреда, они захватили бы и весь остров; даже после побед Альфреда они продолжали удерживать обширные английские территории на севере Темзы.

Край, где они осели, стал известен как Денло. Его английскому населению пришлось жить по датским законам. Впрочем, это было не так уж плохо. Даны являлись северным народом, их язык был похож на англосаксонский. Они даже приняли христианство. И если на юге саксонскую бедноту постепенно закабаляли, то датские флибустьеры жили вольнее – крестьяне сохраняли независимость и никому не принадлежали. После того как потомки Альфреда восстановили контроль над Денло и объединили Англию, южане по-прежнему пожимали плечами: «С северянами не поспоришь. У них там вольница».

Но мир был редкостью на лихом севере, и вот даны, не успел наступить год тысячный, снова вторглись на изобильный остров.

B сей раз им повезло больше. Англией правил уже не Альфред, а его бездарный потомок Этельред, который, поскольку не имел обыкновения прислушиваться к добрым советам, прославился как Этельред Неразумный. Год за годом этот дурной король платил им дань – данегельд, пока англичане, уставшие от него, не сделали монархом датского короля. Дед Леофрика однажды обронил: «Раз уж плачу данегельд, так пусть хоть будет какой-то порядок».

Он не разочаровался. Правление короля Кнута, который быстро занял как датский, так и английский троны, было долгим и образцовым. Его могущество наводило страх, о его житейском здравом смысле слагали легенды. Датский род Барникелей нашел радушный прием при дворе, но того же удостоились дед Леофрика и многие подобные ему саксы. Справедливо владычествуя над Англией как английский король, Кнут привел землю к единству, миру и процветанию, и если бы сын его не скончался вскоре после наследования престола, тем самым вынудив английский витенагемот избрать из древнего саксонского рода благочестивого Эдуарда, Англия могла остаться англо-датским королевством.

Это слияние саксонской и датской культур нигде не происходило столь успешно, как в разраставшемся порту, ныне известном как Лондон. Он находился на старой границе между саксонской и датской Англией, а потому культуры объединились самым естественным образом. Хотя общегородской сход у старого креста возле собора Святого Павла, куда трижды в год сзывал большой колокол, оставался саксонским фольксмутом, собрание отцов города, управлявших торговлей, именовалось на датский манер: хастингс. И если некоторые деревянные церквушки посвящались саксонским святым, например Этельбурге, другие носили скандинавские имена, такие как Магнус или Улаф. А вдоль дороги на Вестминстер расположился сельский приход бывших викингов-колонистов, названный Сент-Клемент Дейнс.

Поэтому нынешним холодным зимним утром датчанина Барникеля и сакса Леофрика свело единое чаяние: им был желанен английский король.

Из благостного прозвища можно было бы заключить, что Эдуарда Исповедника почитали, но это не так. Он оказался не только проходной фигурой, но и чужаком. Хоть и саксонского происхождения, он вырос во французском монастыре, взял в жены француженку, а горожане и знать, давно привыкшие к купеческим французским и германским общинам в Лондоне, не были допущены ко двору и должностям. Аббатство Эдуарда говорило само за себя. Саксонские церкви обычно представляли собой скромные деревянные строения, изобиловавшие искусной резьбой. Даже немногочисленные каменные выглядели так, будто задумывались из дерева. Но массивные колонны и округлые арки аббатства были выдержаны в строгом романском материковом стиле. В них не было ничего английского.

Однако последний удар нанес Вильгельм Нормандский.

У витенагемота было три кандидатуры. Легитимной являлась только одна – племянник короля Эдуарда, но он был юн, воспитан матерью-иностранкой и не имел приверженцев в Англии.

– Не бывать ему королем, – заявил Леофрик.

Еще был Гарольд. Не королевского рода, но благородный англичанин, отличный полководец и любимый в народе.

И был нормандец.

Прошли поколения с тех пор, как предприимчивые викинги колонизировали эту западную прибрежную область Франции. Они смешались с местным населением и уже стали франкоязычными, но тяга к странствиям никуда не делась. Последний герцог Нормандский, не имевший законного преемника, передал бразды правления сыну-бастарду.

Безжалостный, честолюбивый, возможно подстегиваемый чувством собственной незаконнорожденности, Вильгельм Нормандский являлся серьезным противником. Заключив брак, благодаря которому породнился с женой Эдуарда Исповедника, он усмотрел подходящий случай наследовать бездетному монарху и стать королем. Он возглашал из-за Английского канала, что Эдуард посулил ему трон.

– Зная короля, скажу, что так оно, может статься, и было, – мрачно заметил Барникель.

Но оба тотчас умолкли. Витенагемот устремился на выход.

– Внемли же нашим робким молитвам и благослови слугу Твоего, которого мы в скромном рвении избрали быть королем англов и саксов…

Так говорилось при удерживании короны над главой нового монарха. Затем наступал черед коронационной клятвы, в которой тот обещал мир, порядок и милость. После же этого епископ взывал к Аврааму, Моисею, Иисусу Навину, царю Давиду и Соломону Премудрому, вновь испрашивая Божьего благословения, и помазывал короля миррой. И только затем водружал корону доброго короля Альфреда и вручал скипетр, как символ власти, и жезл, как символ правосудия.

Именно так, через считаные часы после похорон короля Эдуарда, в стенах Вестминстерского аббатства впервые состоялась традиционная английская коронация. Леофрик и Барникель зажглись надеждой при взгляде на ладно сложенного человека с каштановой бородой и ясными голубыми глазами, отважно взиравшего с трона. Саксонскому королю Гарольду предстояло славное будущее.

На выходе из аббатства по окончании службы Барникель Биллингсгейтский совершил большую ошибку.

Следивший за ними человек в капюшоне стоял у двери. Теперь он обнажил голову, отбросив капюшон на плечи.

То была странная личность. Вблизи массивной колонны сей тип мог быть принят за статую, темный каменистый нарост. Черный плащ сложен подобно птичьим крылам. При непокрытой голове стало видно чисто выбритое лицо и волосы, коротко остриженные по норманнской моде в кружок изрядно выше ушей. Однако поистине замечательной была другая особенность. Бледное овальное лицо с внушительнейшим носом. Тот был не столько широк, сколько длинен, не заострен, а скруглен на кончике, не красен, но отчасти блескуч. Нос до того особенный и нешуточный, что при склоненной голове упирался в складки плаща, словно клюв зловещего ворона.

Когда собрание потянулось к выходу, человек остался на месте, и теперь два друга увидели его. Он поклонился.

Леофрик ответил коротким поклоном.

«Сакс осторожен, – подумал тот. – Оно и к лучшему».