И тут происходит чудо. Началось извержение Везувия.

– Нет, мистер дель Ла-Гуарди! Я не желаю этого слышать, сэр! – Никогда не знаешь, что ожидать от Ларрена. – Против мистера Сабича выдвинуто серьезнейшее обвинение – обвинение в убийстве. Что может быть хуже? И кто обвиняется? Профессиональный прокурор. Один из лучших прокуроров. Вы знаете, почему мистер Стерн настаивает на скором суде. Это ни для кого не секрет. Мы всю жизнь рассматриваем уголовные дела. Мистер Стерн изучил ваши доказательства, мистер дель Ла-Гуарди, и находит, что они недостаточны. Может быть, он не прав. Я не знаю. Но я знаю другое. Нельзя допустить, чтобы обвинение висело над мистером Сабичем как дамоклов меч. Никоим образом, сэр!.. Суд начнется ровно через три недели, считая сегодняшний день.

Не спрашивая разрешения, я плюхаюсь на стул у стола защиты. Стерн оборачивается и улыбается едва заметно.

По губам Ларрена тоже скользит улыбка. Ему плохо удается скрыть удовлетворение, когда выпадает случай лягнуть прокурора.

– Что у нас тут еще? – говорит Ларрен и переходит к нашей просьбе предоставить для осмотра вещественные доказательства. Все до единого, как и положено.

Томми начинает уклончиво рассуждать о злополучном стакане. Он напоминает его чести, что на обвинении лежит тяжелая обязанность – обеспечить полнейшую сохранность вещественных доказательств, что трудно гарантировать, если стакан будет вынесен из хранилища.

– М-м… Что защита намеревается сделать с этим стаканом?

Я вскакиваю на ноги:

– Я просто хочу посмотреть на него, ваша честь!

Во взгляде Сэнди я читаю укор. Движением руки он сажает меня на стул. Мне еще предстоит зарубить себе на носу, где и когда можно говорить, а где и когда нельзя.

– Замечательно, – говорит судья. – Мистер Сабич хочет просто посмотреть на бокал, вот и все. У него есть на это право. Обвинение обязано показать это вещественное доказательство. Знаете, я подумал и, кажется, понял, почему мистеру Сабичу нужно внимательно осмотреть стакан. Просьба удовлетворяется.

Ларрен поворачивается ко мне, как будто он только что заметил меня:

– Кстати, мистер Сабич, ваши пожелания и соображения будут изложены вашей защитой, но если вы сами хотите сказать – милости просим. В любое время. В ходе предварительных переговоров, на которых пожелаете присутствовать, дабы узнать, чем мы тут занимаемся, или в ходе заседания, но только с позволения суда.

Я гляжу на Сэнди. Тот кивает. Я благодарю суд, обещаю не высовываться. Пусть говорит мой защитник.

– Хорошо, – говорит судья. – Рассмотрим теперь просьбу защиты о посещении квартиры, где совершено преступление.

Я с удивлением замечаю, как потеплели у него глаза. Таких глаз я у него в суде не видел. Меня обвиняют в убийстве. Я целиком в его власти, от него зависит моя судьба. Но как разбойничий атаман или крестный отец у мафии, он обязан меня защитить.

Мольто и Нико совещаются вполголоса.

– У нас нет возражений, – говорит Нико, – но только в присутствии представителя полиции.

Сэнди немедленно заявляет протест. Несколько минут длится типичная для прений словесная перепалка. Все понимают, из-за чего она разгорелась. Обвинение хочет знать, что именно нас будет там интересовать. Кроме того, у него есть веский довод. Они должны быть уверены, что в квартире Каролины ничего не передвинуто и не переложено.

– Мы располагаем фотографиями места преступления, – говорит судья. – Каждый раз, когда мне в руки попадает подобное дело, у меня возникает подозрение, что обвинители заключили тайный союз с компанией «Кодак». – Репортеры смеются, сам Ларрен тоже улыбается. Он не прочь по ходу серьезного разбирательства отпустить какую-нибудь шутку. – Разрешаю вам поставить полицейского у двери, чтобы убедиться, что защита ничего не стащит. Но подглядывать за тем, что осматривают, – не позволю. У обвинения было четыре месяца, чтобы досконально обследовать квартиру. – Ларрен включает в этот срок месяц, когда следствие вел я. – Этого вполне достаточно. Дадим защите несколько минут покоя… Мистер Стерн, составьте соответствующий ордер, я подпишу. И надеюсь, вы заранее известите об этом душеприказчика мисс Полимус или любое другое лицо, кто распоряжается ее имуществом… Переходим теперь к ходатайству об отводе мистера Мольто.

– Мы обратились с просьбой вывести его из состава обвинения, так как Нико заявил, что Мольто, может быть, выступит в качестве свидетеля.

Нико сразу же взял слово:

– Отвод одного из обвинителей за три недели до суда – тяжелый удар. Новому человеку невозможно подготовиться за это время.

Мне не очень ясно, чего он добивается: чтобы наше ходатайство не было удовлетворено или просто хочет выиграть время. Пожалуй, он этого и сам толком не знает.

– Послушайте, мистер дель Ла-Гуарди, – говорит судья Литл. – Не я заставил вас включить мистера Мольто в список возможных свидетелей. Не представляю, о чем вы думали. Одно лицо не может выступать в качестве обвинителя или защитника и одновременно проходить свидетелем по делу. Испокон веку так заведено. И я не собираюсь нарушать это правило ради кого бы то ни было, даже ради кучи журналистов из «Тайм» или «Ньюсуик». – Литл умолкает и, прищурившись, смотрит на собравшихся репортеров, словно видит их в первый раз. – Позвольте сказать мне вот что… – Он встает и начинает прохаживаться за судейским креслом. Рост в метр девяносто создает впечатление, будто он вещает с горы. – Как я понимаю, мистер дель Ла-Гуарди, вы имеете в виду слова, которыми мистер Сабич ответил мистеру Мольто, когда тот обвинил его в убийстве: «Да, это я!»

– Да.

Ларрен наклоном головы принимает ответ.

– Хорошо. Хотя обвинение официально не представило документ, ваши намерения очевидны. Поэтому мистер Стерн и подал ходатайство об отводе. Мне вот что пришло в голову. Я не уверен, что высказывание мистера Сабича может служить доказательством. Во всяком случае, мистер Стерн пока не заявил никакого протеста. Он предпочел сначала ходатайствовать об отводе. Однако если дело дойдет до этого высказывания, мистер Стерн заявит, что оно не может быть приобщено к делу.

– Но, ваша честь, этот человек признался в совершенном им преступлении! – горячится Нико.

– Разве это признание, мистер дель Ла-Гуарди? Там, где я рос, в таких случаях говорят: «Да пошел ты!» – По залу прокатывается хохот. Понимая, что он набрал очко, Ларрен тоже улыбается, усаживаясь в свое кресло. – Но в тех местах, где живет мистер Сабич, «Да, это я!» говорят в сердцах, для того чтобы отвязаться от неприятного человека и не послать его куда подальше.

Снова смех.

– Ваша честь, – не унимается Нико, – разве такой вопрос решают не присяжные заседатели?

– Никак нет, мистер дель Ла-Гуарди. Такой вопрос прежде всего решает суд. Судьи должны быть убеждены, что свидетельство имеет прямое касательство к делу. На данный момент я не принимаю никакого решения, но если вы не будете более убедительны, вы его услышите по ходу рассмотрения.