Она не способна к нормальному отдыху – ей все время нужно что-то делать.

Она исключительно практична и приземлена, но при всей своей приземленности и цепкости удивительно, невероятно, неслыханно наивна. Способная повесить гири на любые крылья, опутать цепями любого ангела, не мытьем, так катаньем пригнуть мужчину до полного его огорчения (русская женщина – большой мастер на подобные трюки), тем не менее она всегда, везде, во всех своих возрастах стопроцентно клюет на удивительное по своей глупости клише – пресловутые мечтания «о сказочных принцах», «парусах» и «капитанах Греях» в ее сердце будут если не пылать, то по крайней мере тлеть вечно (я знавал старушек, совершенно трогательно все еще поджидающих подобные паруса и подобных молодцов). Ее не обманешь ни в чем ином, но стоит только притвориться принцем, пусть даже совсем бездарно набормотав о «кораблях» и «далях», – дело в шляпе. (Турки, кавказцы и прочие восточные ухажеры этим бесстыдно пользуются и никогда не остаются внакладе.)

Это ее, пожалуй, единственная ахиллесова пята.

В остальном она безупречна. Настоящий локомотив, прицепившись к которому, можно безбедно существовать. Многие отечественные мужчины («мужчинки», как пренебрежительно отзывается о нашем обмелевшем племени русская женщина) так и делают. И существуют.

Она бывает забавна.

Она бывает буйна.

Особо отмечу площадную грубость, иногда прорывающуюся в ней.

Отмечу сочетающиеся в ней одновременно злость и жалость, бессребреничество и жадность, ум, острый, как осока, и невероятную тупость: все эти противоречия уживаются в бабе удивительно трогательно.

Русская женщина даже способна какое-то время быть верной женой, но когда уж попадает вожжа под хвост – пошла писать губерния! Если она захочет гулять – ничем ее не остановишь.

По самой сути своей она совершенно свободна (правда, неслыханная свобода эта не всегда идет ей на пользу).

Космополитизм ее удивителен. Разочаровавшись в отечественных избранниках (которых, к слову сказать, она сама же, по образу и подобию своему, столько лет выводила в домашних и школьных инкубаторах), русская женщина, как только открылись границы, отважно бросилась в мир, готовая свить гнездо где угодно и с кем угодно, лишь бы было все то же столь лелеемое в ее грезах плечо. Она напрочь лишена даже капли расизма и ксенофобии и с удовольствием повяжет себя хоть с папуасом. Более того, приспособляемость ее к чужим континентам и странам, как и к неведомому ранее образу жизни, поистине уникальна. Не проходит и нескольких лет, как с китайским мужем она становится похожа на китаянку, с французским – на француженку, что уж говорить об американцах со шведами! В Канаде она лихо рассекает на собственном авто по Монреалю, активно входит в бизнес и лет через пять-десять распевный славянский акцент ее уже почти незаметен. В Арабских Эмиратах с неменьшим энтузиазмом носит паранджу, словно крольчиха плодит детей (хотя на родине отечественному муженьку вряд ли бы подарила больше двух чахлых наследников), быстро набирает столь уважаемый в тамошних краях вес (я имею в виду фигуру) и находит себе дело на женской половине дома. Патриотизм ее моментально улетучивается, стоит ей только приземлиться в Барселоне или Хургаде: после мыканья по своей несчастной Родине она согласна жить хоть с эскимосами на Аляске и ассимилируется с удивительной быстротой, жадно хватая местные язык, обычаи и повадки. И если уж сама она, выходя замуж за шотландца, совершает удивительную метаморфозу, становясь настоящей шотландкой, то о потомстве и вообще речи не идет: дети ее уже в первом поколении, в зависимости от места обитания, есть самые настоящие индийцы, индейцы и румыны. Возможно, тут кроется некая традиция. Попадая на чужбину, русские люди в своем подавляющем большинстве вообще отличаются стремлением как можно быстрее и без остатка раствориться в чужом народе (никакими серьезными общинами, подобными арабским во Франции и турецким в Германии, здесь и не пахнет – живя за границей, особенно на Западе, мы словно стыдимся несовершенности и второсортности и искренне стремимся забыть московское или вологодское прошлое, более всего на свете желая как можно быстрее превратиться в стопроцентных немцев, голландцев и англичан). Так что уж говорить о нашей знаменитой каменной бабе, сама природа которой столь приспособляема и виртуозна: здесь ассимиляция и вживание идут такими темпами, что дух захватывает.

В итоге – полное ее растворение в мире («всечеловечность», как любил говаривать Достоевский).

Но не все так просто! У одного моего знакомого писателя есть друг-швейцарец, который три (три!) раза женился на русских дамах, а в последний (четвертый) выбрал себе соотечественницу. Швейцарец признавался: «Русские жены – убийцы!»

Бедняга, он не читал эту книгу и это интервью – и, разумеется, пытался качать права, вместо того чтобы сразу выкинуть белый флаг. Впрочем, так ему и надо!

Вопрос

И, наконец, последнее… Что касается вашей каменной бабы, не есть ли она некая квинтэссенция Галины Вишневской, Нонны Мордюковой, Людмилы Зыкиной, Юлии Тимошенко и, наконец, самой Аллы Борисовны?

Ответ

Вне всякого сомнения, о чем с самым искренним почтением к вышеперечисленным и признаюсь…