class="p1">Молли приблизилась к двери. Рядом висело еще одно зеркало в полный рост. Блум посмотрела на себя. Мелькнула мысль, что она видит себя в последний раз. В двери торчал ключ. Молли слышала свое тяжелое дыхание.

Она достала телефон, включила фонарик. Приготовилась. Беззвучно повернула ключ. Медленно открыла дверь. Почувствовала, как на нее дохнула темнота.

Тьма, поднимающаяся снизу, была активной тьмой.

Она засасывала.

Без одной минуты.

Блум словно шагнула в собственное нутро, в свои самые мрачные кошмары.

Фонарик на телефоне освещал ближайшие ступеньки лестницы, глубже в черноту свету было не проникнуть. Пистолет на взводе. Из подвала пахнуло плесенью.

Полная тишина. Даже дрозд замолк.

Молли делала шаг за шагом в невидимое пространство. Не на что смотреть. Путь в пустоту.

Она понятия не имела, насколько глубоко ведет лестница. Казалось, Молли шагает в никуда. В бесконечность. В абсолютную тьму.

Но вот ноги нащупали твердую почву. Она посветила вниз. Земляной пол. Затоптанный земляной пол.

Молли посветила вокруг.

И вдруг включился мощный прожектор. Резкий свет ударил прямо в глаза. Полностью ослепил. Физическая боль была такой, будто кто-то плеснул ей в лицо кислотой. Словно мозг вот-вот взорвется.

В голове у Молли Блум пронеслась короткая мысль:

Мирина.

Краем глаза она что-то заметила. Какое-то движение. Потом ощутила укол в шею. Четыре-пять механических шагов, а затем пронзительная боль.

Она упала.

Последнее, что ощутила Молли, — огромное облегчение.

Облегчение от того, что можно наконец-то упасть.

III

38

Шагая по торговому центру Тюресё, он снова видел перед собой муравьев, движимых неведомой силой. Цепочка, где каждый муравей хватается за впереди идущего, как они все купаются в дерьме, чтобы медленно, но верно вытянуть тонущего товарища.

Иван из дерьма выбрался. Они отвезли его в город. Он оставил свой любимый дом в их надежных руках. Теперь остается только ждать. Забрать мобильник, уехать в укрытие и ждать. А потом настанет настоящая свобода. По ту сторону дерьма.

И на другой стороне Земного шара.

Самое сложное — это ожидание. Одиночество. Выдержать одиночество после всего, что было.

Иван прошел мимо ресторана «Green Bull». Когда-то он был здесь завсегдатаем. Ему даже показалось, что у печи для пиццы мелькнули лица его бывших оруженосцев, Карлоса и Бенке.

У каждого в руках по пиву.

Выпить бы сейчас пива.

Нельзя об этом думать. То, что он получит, несравнимо лучше. На самом деле, тяжелее всего будет без визитов в подвал.

Без общения с Надей. Интенсивность этих встреч затмевала эффект от любого наркотика, который он когда-либо пробовал. А перепробовал он почти все.

Да что там, все. Он пробовал все.

Иван ускорил шаги. Вряд ли Карлос и Бенке его заметили. Хотя какая разница, теперь он достаточно силен, чтобы не поддаться на их зов, в этом он был уверен.

Его ангелы придавали ему силы. Прежде всего, конечно, архангел.

Надя.

Тюресё совсем не изменился, но никогда больше не вернется в родные места. Это его прощание. Он только заберет самое важное, а потом заляжет на дно; еды в укрытии должно быть достаточно. Он даже к автобусу пройдет другой дорогой, чтобы не наткнуться на Карлоса и Бенке.

Потом останется только ждать.

Ждать в одиночестве.

Это не займет много времени, как ему пообещали. Надя пообещала.

Его Надя.

Когда он проходил через торговый центр Тюресё, до него вдруг дошло, что он забыл кепку. Оставил свою бордовую кепку на хуторе. Возможно, это хороший знак — видимо, она ему больше не нужна. Возможно, в будущем он сможет встретиться с внешним миром без своей защиты.

Иван обхватил себя руками, словно замерз.

От этого жеста тоже пора избавляться. В новом месте ему вряд ли придется мерзнуть.

На другой стороне Земного шара.

Он вышел из торгового центра и зашагал по аллее Боллмура, удивляясь причудливой красоте мира. Только бы удалось держать себя в руках, избегать неверных шагов, просто идти по прямой — и красота будет вечной.

Тогда он наверняка сможет снова увидеть звезды.

Он свернул на первую же поперечную улочку, какое-то время шел вдоль высотных домов, и даже они казались ему прекрасными. Даже высотки выполняли определенную функцию в его жизни. Функция в прошлом, завершена и забыта, теперь это лишь тускнеющие символы жизни, которая осталась позади.

Он снова услышал голос внутри себя, спокойный, холодный, начисто лишенный эмоций. Иван увидел перед собой засранный туалет, увидел, как его окунают головой в дерьмо, он не может дышать. Он даже блевануть не может. И опять тот голос. Слова, которые невозможно забыть:

— Я знаю, тебе это нравится.

Ивану пришлось остановиться.

Нет, оставить все позади не получится, надо попытаться научиться с этим жить. Он постоял у скамейки в парке. Хотелось натянуть кепку поглубже на лоб и смотреть только на ближайшую клумбу, на насекомых, их сосредоточенное перемещение, на тех, чья жизнь определялась только судьбой. Генами. На тех, кто никогда не бывал в аду под названием свобода.

Свобода.

Но кепки больше нет. Иван стоял довольно долго. По спине струился пот. Воскресный вечер выдался жарким и липким. Ни намека на осень, хотя уже вторая половина августа.

Иван медленно зашагал.

Ему пришлось смотреть на номера домов, чтобы узнать собственный. Улица Березовой рощи, все-таки звучит красиво, но было ли это когда-то его домом? Настоящим домом? Конечно, он провел здесь какое-то время в трезвости, после Исландии, но Улица Березовой рощи была местом, где он все время срывался.

Теперь он пришел сюда в последний раз. Его ждет совсем другая жизнь.

Жизнь с Надей.

Иван поднялся по небольшой лестнице, подошел к подъезду, отпер дверь. На лестнице огляделся. Все как раньше, и в то же время по-другому. Как будто он побывал в ином мире. Превращающем все привычное в неузнаваемое.

Это прошлое. Он только заберет кое-какие вещи из прошлого. Возьмет их с собой в будущее.

Он поднялся по лестнице на третий этаж. Полная противоположность тем возбужденным шагам, когда он сбегал в подвал. В полную темноту. Как туннель из лавы.

Именно там, во тьме, содержится истина.

И наслаждение.

Наслаждение для обоих.

Вставляя ключ в дверной замок, он улыбался. Он продолжал улыбаться, перешагивая через гору писем в прихожей. На входе в спальню улыбка стала еще шире.

А потом погасла.

Человек, сидящий на кровати, казался лишь черным силуэтом в полумраке. Однако пистолет в его руке был виден отчетливо.

Иван почувствовал, как из него вытекает жизнь. Он ощутил это так ясно, будто жизнь была