— Почту за честь.

— Тогда пойдемте и не будем терять больше время. Я почему-то очень надеюсь на удачу.

— А если мы его обнаружим там, как же нам следует поступать? Ведь наверняка документы у него будут в порядке.

Аристов сделался серьезным, а на переносице пролегла глубокая морщина.

— Очень непростой вопрос. Прямо-таки даже и не знаю, как вам ответить. Будет все очень просто, если мы обнаружим где-нибудь у него в тайниках награбленные вещички. Но я не думаю, что он так безнадежно глуп и станет хранить похищенное у себя дома. В этом случае его ожидает каторга.

— А если у него ничего не обнаружится? — с наивностью гимназиста начальных классов поинтересовался Ксенофонтов.

— Придется что-нибудь придумать, — произнес Аристов, улыбнувшись. — Жизнь он прожил долгую и наверняка грешков накопил немало.

* * *

— Черт меня подери! — выругался старик Парамон.

— Что случилось? — обернулась Душечка Дуня.

Факел в ее руках ярким пламенем освещал выложенные крупным камнем своды, оставляя на белой поверхности черные отметины. Сажа ровным слоем ложилась на стены, в виде крохотных звездочек падала на почерневший от времени пол.

— Закладные забыл!

Рука девушки дрогнула, и ворох красных искр просыпался на каменный пол.

— Что же теперь делать?

— А чего тут поделаешь? — нервно отозвался старик. — Возвратиться нужно да и забрать! А иначе всем нам на каторге гноиться!

— Где же ты их оставил?

— То-то и оно что в шкатулке.

— Так она же закрыта, как же без ключа?

— Что за дура баба! — в сердцах воскликнул Парамон. — Грохни шкатулку об пол, так она и рассыплется, и никакой ключ не понадобится. Ты вот что, Дуня, — старик уже ругал себя за излишнюю несдержанность, — иди себе и ни о чем не думай, а я уже следом подойду. — И он уверенно зашагал обратно.

Горящий факел в руке старика срывал с тоннеля маску тьмы, озаряя желто-красными бликами арочную кладку. Через несколько минут старик подошел к дубовой двери, обитой стальными пластинами, и повернул до конца по часовой стрелке металлическое кольцо. Замок заскрежетал, резанув гробовую тишь печальной музыкой, после чего потянул на себя дверь, и она, легко заскользив на петлицах, послушно распахнулась. Парамон задвинул дверь шкафом и вошел в комнату. Шкатулка, выполненная из красного дерева, с золотыми пластиночками на ребрах, стояла в самом центре стола и бросала вызов всем вошедшим своим великолепием. Шкатулка была с секретом: на одной из граней находилась маленькая кнопка, ни цветом, ни рельефом не отличавшаяся от поверхности. Следовало надавить на кнопку и держать ее в течение нескольких секунд, тогда крышка распахнется с мелодичным звучанием.

Парамон взял шкатулку в руки и вдавил кнопку большим пальцем. Крышка плавно поползла вверх, а комната наполнилась мелодичной механической музыкой. На самом дне лежала бумага с описанием ценностей и кому они были переданы. Несколько дней назад Парамон отдал известному московскому ростовщику Буркину четыре золотых браслета и две алмазные броши, за что получил весьма неплохие деньги. Среди коллег Буркин пользовался большим авторитетом и слыл человеком, сторонящимся всякого уголовного элемента. Но только одному Парамону было известно, что Буркин имеет солидные связи с Санкт-Петербургом, откуда контрабандисты за сносную плату переправляли ювелирные изделия в ювелирные магазины Берлина и Парижа.

Можно было только предполагать, какой поднимется переполох в полицейском департаменте, если станет известно, что золотишко из великокняжеского дома украшало запястья модниц с Хитровки.

Парамон взял бумагу и разорвал ее на мелкие клочки, зло раскидал.

Дверь распахнулась неожиданно, будто от порыва ветра. Но когда Парамон обернулся, то увидел на пороге молодого высокого мужчину с небольшой плешью на темени. Старый Парамон узнал его сразу — в гости к нему пожаловал сам Григорий Васильевич Аристов, начальник отделения уголовной полиции. Другой — плотный и круглый, чем-то очень напоминающий загнанного борова, — был Ксенофонтов, тоже на Хитровке очень известный. Однако с Власом Всеволодовичем сталкивался старый Парамон впервые.

Аристов по-хозяйски вошел, стукнув коваными каблуками о порог, следом за ним подтянулись четверо городовых и принялись с интересом разглядывать Парамона.

— Здравствуйте, уважаемый Парамон Миронович. Признаюсь, я уж не думал вас застать здесь. Думаю, у нас с вами будет немало приятных минут для общения.

— С кем имею честь беседовать? — угрюмо протянул Парамон.

— Вы меня не узнали? — искренне огорчился Аристов. — Жаль, а я о вас очень часто думал. Я — начальник отделения уголовной полиции генерал Григорий Васильевич Аристов. Может быть, слыхали?

— Доводилось, — буркнул Парамон.

— Отрадно! — обрадовался Аристов. Сейчас он стал напоминать гимназиста, на которого вдруг неожиданно обратил внимание предмет обожания. — Значит, не зря работаем. А сейчас, уважаемый Парамон Миронович, ты мне уж сразу скажи: где ворованное золотишко прячешь?

— Шутить изволите, господин начальник. Откуда же у бедного старика могут сокровища взяться? — жестко улыбнулся старик. — Мне бы на порты новые наскрести, и то бы хорошо, а ты, барин, о каком-то золотишке мне талдычишь. И не совестно ли тебе?

— Вот как? — удивленно поднял брови генерал. — А я слышал, что ты щи любишь хлебать в «Эрмитаже». А такой обед, как известно, больших денег стоит. Или неправду говорят в народе?

— Брешут, — по лицу старика пробежала едкая насмешка. — С моими капиталами только на паперти стоять.

— Вижу, что старик ты упрямый, но это ничего, беседа будет протекать интересно. Будем считать, что первый наш разговор состоялся, а теперь, добрые молодцы, пошукайте у нашего примерного разбойничка награбленное добро. Может быть, и завалялась где-нибудь под полами одна-другая горсточка бриллиантов.

— Бог вам в помощь, господа, — скривился Парамон, стрельнув взглядом на клочки просыпанной бумаги.

— А когда мы все-таки золотишко отыщем, мне бы хотелось поговорить про медвежатника. Не с ваших ли он краев, а, Парамон Миронович?

— Покупайте «Русские ведомости»! Последние сообщения: в одну ночь было ограблено три банка; зверское ограбление банков. Читайте! Все это вы можете узнать из газеты «Русские ведомости»! — орал подросток лет пятнадцати в клетчатой кепчонке, которого все называли Жорка.

Он стоял на самом оживленном перекрестке Тверской улицы и, напрягая горло, орал на все четыре стороны. Час назад юноша взял из типографии целую пачку газет, которая успела разойтись больше чем наполовину, и теперь он подумывал о том, чтобы вернуться вновь и добрать тираж.