Он сказал чистую правду. Вхайдиане и люди уже более десятка лет пребывали в состоянии вялотекущей войны за систему Эрнхардта, в которой были сразу три планеты, подходящие для жизни обеих рас. Системы, в которых имелось несколько планет, пригодных для колонизации, попадались довольно редко. Вхайдиане были упорными, но не такими уж сильными противниками; освоенные ими планеты были крайне немногочисленными, и основная часть их промышленности еще базировалась в родном мире. Поскольку вхайдиане не желали понимать самых прозрачных намеков и продолжали цепляться за систему Эрнхардта, был разработан план, согласно которому следовало ворваться к ним, уничтожить космопорт и главные промышленные объекты. Это отбросило бы их экспансионистские возможности на несколько десятков лет назад. Двести двадцать третий батальон входил в ударную группу. Нам было поручено высадиться в их столице и немного пошуметь там. Мы должны были по возможности избегать убийства гражданских, но при этом пробить несколько дырок в здании парламента, религиозных центрах и так далее. Стратегический смысл здесь отсутствовал. Просто таким образом мы прямо и четко говорили им, что, дескать, можем в любое время разделаться с ними, когда сочтем нужным. Это должно было бы их отрезвить.

— Так что вы хотели о них рассказать? — спросила Виверос.

— А вот что. Я провел небольшое исследование, — сказал Бендер. — Вы знаете, у них существует замечательная культура. Наивысшее из существующих у них искусств — это искусство массового хорового пения, имеющее некоторое сходство с нашими грегорианскими песнопениями. Представьте себе: собирается целый вхайдианский город, и они начинают петь. Я читал, что их песни слышны за много километров, и они могут петь по многу часов.

— И что же?

— То, что это культура, знакомству с которой мы должны радоваться, которую мы должны любовно исследовать, а вовсе не закупоривать ее на планете лишь потому, что ей выпало несчастье оказаться на нашем пути. А предприняли ли власти Союза колоний хотя бы попытку установить мир с этими людьми? Я не нашел никаких свидетельств, которые говорили бы о чем-нибудь подобном. Я думаю, мы должны предпринять такую попытку. Возможно, это следует сделать именно нам.

Виверос громко фыркнула.

— Между прочим, Бендер, ведение мирных переговоров — это не ваше дело.

— Во время моего первого сенатского срока я поехал в составе торговой делегации в Северную Ирландию, итогом этой поездки оказался мирный договор между католиками и протестантами. Я не имел полномочий на ведение таких переговоров, и по возвращении в Штаты мне пришлось долго оправдываться. Когда возникает возможность для заключения мира, мы должны ею воспользоваться, — заявил Бендер.

— Я помню этот договор, — сказал я. — Сразу же после его заключения последовал сезон самых кровопролитных за два столетия столкновений между общинами. Не самое успешное из мирных соглашений.

— Виной этому явилось вовсе не соглашение, — слегка извиняющимся тоном ответил Бендер. — Какой-то одурманенный наркотиками мальчишка католик бросил гранату в шествие оранжистов, что испортило все дело.

— Да уж, черт бы побрал этих реальных живых людишек, загораживающих дорогу к вашим мирным идеалам, — съязвил я.

— Послушайте, я ведь уже сказал, что дипломатия очень нелегкое дело, — возразил Бендер. — Но думаю, что в конечном счете мы получим значительно больше пользы от работы с этим народом, чем от попытки его истребить. Это альтернатива, которую по меньшей мере необходимо принять к рассмотрению.

— Благодарю вас за семинар, Бендер, — сказала Виверос. — А теперь, если вы позволите мне взять слово, то я хотела бы указать вам на два пункта. Первый заключается в том, что пока ваша единственная обязанность — драться, и мне, и всем остальным насрать на то, что вы думаете или, по вашему мнению, знаете. Здесь не Северная Ирландия, и не Вашингтон, округ Колумбия, и даже не планета Земля. Когда вы подписывали контракт, то согласились на единственное предложение — стать солдатом, — и было бы хорошо, если бы вы об этом не забывали. Во-вторых, независимо от того, что и о чем вы думаете, рядовой, вы сейчас несете ответственность не перед Вселенной и не перед человечеством в целом, а передо мною, перед вашими товарищами по отделению, вашим взводом и ССК. Когда вам дадут приказ — будете его выполнять. Если выйдете за пределы ваших полномочий, то придется держать ответ передо мною. Вам понятно?

Бендер смерил Виверос прямо-таки ледяным взглядом:

— Со словами «я только выполнял приказ» было сделано неизмеримо много зла. Надеюсь, что нам никогда не придется оправдываться этой сакраментальной фразой.

Виверос прищурилась.

— Я уже сыта. — Она поднялась, взяв свой поднос.

Бендер, выгнув брови, взглянул ей вслед.

— Я совершенно не хотел ее оскорбить, — сказал он мне.

Я посмотрел Бендеру в глаза.

— Скажите, Бендер, а вам ничего не говорит фамилия Виверос?

Он слегка нахмурился:

— Не помню, чтобы мне приходилось ее слышать.

— Поройтесь в памяти, — сказал я. — Нам с вами тогда было лет пять-шесть или что-то в этом роде.

В его глазах мелькнуло понимание.

— Был такой перуанский президент по имени Виверос. Если я не ошибаюсь, он был убит.

— Совершенно верно. Педро Виверос, — подтвердил я. — И не только он — во время военного переворота убили его жену, брата, жену его брата и вообще почти всех родственников. Уцелела только одна из дочерей Педро. Нянька сбросила ее в прачечную по желобу для грязного белья, когда солдаты переворачивали президентский дворец, разыскивая родных президента. Кстати, няньку жестоко изнасиловали, а потом перерезали ей горло.

Зеленоватая кожа Бендера сделалась серой.

— Она не может быть той самой дочерью, — сказал он.

— Это она и есть. И, знаете, когда переворот был подавлен и солдаты, истребившие всех ее родных и близких, предстали перед судом, они пытались оправдываться как раз тем, что только выполняли приказы. Так что независимо от того, хорошо или плохо была обоснована ваша точка зрения, Виверос, пожалуй, самый неподходящий человек во всей Вселенной, которому следовало читать лекции о банальности природы зла. Она знает об этом все. Ведь это ее семью жестоко истребляли, пока она лежала в подвале, зарывшись в грязное белье, истекая кровью и стараясь не плакать.

— Боже, я глубоко сожалею! — воскликнул Бендер. — Я не знал. А то не стал бы говорить ничего этого.

— Конечно, вы не знали, Бендер. Как раз об этом и говорила Виверос. Здесь, в этом мире, вы не знаете ничего. Ровным счетом ничего.

— Слушайте меня внимательно, — сказала Виверос, когда мы начали спуск к поверхности. — Наше дело — надавать им по сопатке, чтоб они умылись кровью. Не больше и не меньше. Мы приземлимся где-то в центре правительственного квартала. Нужно