След немного пропетлял по лесу, но потом направился точно к темнеющему пятну в склоне горы, где внезапно оборвался. Похоже, что дракон взлетел.

Добравшись до подножия, Даника взглянула на черневшее отверстие. Пещера, должно быть, была огромной, раз в ней смог спрятаться громадный ящер, и располагалась она высоко над землей, в неглубокой впадине на крутом склоне, недосягаемая для тех, кто не мог летать.

Или не обладал искусством мастера-монаха.

Даника закрыла глаза и сосредоточилась, добиваясь полной гармонии тела и духа. Она представила себя невесомой, неподвластной силам притяжения. Потом медленно открыла глаза и, подняв голову, наметила маршрут подъема. Не многие увидели бы здесь хоть какую-то возможность забраться наверх, но для Даники любой выступ шириной с палец был такой же надежной ступенькой, как и площадка, на которой могли уместиться пятеро человек сразу.

Она мысленно приподняла свое тело, протянула руку к небольшому выступу, ухватилась за него пальцами и одновременно представила себе последовательность следующих шагов. А затем стала подниматься, словно паук по гладкой стене, без каких бы то ни было видимых усилий. Она двигалась по склону, используя и руки, и ноги, то вытягиваясь, то сжимаясь в пружину. Даника все время просчитывала каждое следующее движение и, выбирая лучшие зацепки и упоры, продвигалась не только вертикально, но и горизонтально.

Солнце уже миновало зенит, а Даника все еще карабкалась. Задул ветер, но она не обращала внимания на его холодные укусы, не позволяла ему сбить себя с пути. Гораздо больше ее тревожила продолжительность подъема. Планируя добраться до пещеры, она предположила, что преследуемое ею существо предпочитает ночное время, и меньше всего хотела быть застигнутой появившимся чудовищем, когда была распростерта на скале в сотне футов над землей.

С этой тревожной мыслью Даника форсировала подъем, хотя ее пальцы и ступни по-прежнему осторожно ощупывали каждый выступ и каждую впадину. Она постоянно перемещала вес тела, чтобы не перегружать одну руку, или ногу, или один палец. Ближе ко входу в пещеру поверхность скалы стала более неровной, а склон — менее крутым, и даже попадались участки, на которых Даника смогла задержаться и перевести дыхание. Последний отрезок пути можно было просто пройти, но она не стала спешить и по дороге к мрачной темноте пещеры внимательно осматривалась, отыскивая любое укрытие среди беспорядочно нагроможденных камней.

* * *

Числа.

Он считал, складывал, вычитал и снова подсчитывал. Каждая мысль неизменно сводилась к вычислениям, к поискам последовательностей чисел, постоянно мелькавших в его мозгу.

Числа всегда привлекали Айвена Валуноплечего. Дворф с большим удовольствием брался за изобретение новых устройств, поиски нужных соотношений или нагрузок. Так было и в тот раз, когда Кэддерли показал ему гобелен, где были изображены темные эльфы с их знаменитыми арбалетами в руках. Используя это изображение, свою интуицию и знания, Айвен изготовил превосходные копии этого оружия.

Числа. Все дело в числах. «Все всегда сводится к числам» — по крайней мере, так обычно говорил Кэддерли. Все можно выразить числами, и, если у того, кто это сделал, хватит ума понять порядок и последовательность, можно все изменить по своей воле.

«Вот в чем разница между богами и смертными», — обычно добавлял Кэддерли. Боги способны выразить числами саму жизнь.

Подобные мысли никогда не посещали более прагматичного и не склонного к теоретизированию Айвена Валуноплечего, но поучения Кэддерли, вероятно, оставили в его разуме более глубокий отпечаток, чем он предполагал.

Он задумался о смысле чисел, и только воспоминание о давнишнем разговоре заставило одурманенного дворфа осознать, что числа постоянно мелькают в его голове, совершенно опустевшей после целенаправленного и злонамеренного вмешательства.

Айвену казалось, что он идет вдоль журчащего ручья, и этот момент узнавания звука прорвался через его сны и вызвал ощущение устойчивости и реальности, от которой можно было оттолкнуться, чтобы вернуться в бодрствующий мир.

Числа еще настойчивее замелькали в его мозгу. Последовательности возникали и тотчас исчезали.

Вмешательство.

Что-то удерживало его в неуравновешенном состоянии, словно вне его собственного сознания. Он не мог по своей воле закрыть глаза, потому что они уже были закрыты.

Нет, не закрыты; он внезапно понял: открыты они или нет, не имеет большого значения, поскольку ими пользуется кто-то другой. А он беспомощно заблудился в водовороте своих мыслей.

Но что-то привело его в это состояние.

И что-то удерживает — какая-то сила, или существо, или разум, поселившийся в его голове.

Дворф разорвал чары вмешательства и вырвался из роя чисел, но пока его разум метался вслепую.

В памяти быстро промелькнули сцены сражения на скалистом склоне к северу от Мифрил Халла, вращающийся обломок сланца, просвистевший в воздухе и оторвавший руку его брата.

Так же внезапно, как исчезла рука Пайкела, исчезли и воспоминания, но Айвен продолжал барахтаться в темноте своего разума, отыскивая вспышки и отблески собственной личности.

Он наткнулся еще на одно воспоминание — полет на драконе. Ничего существенного, просто ощущение свободы и ветра, от которого развевались волосы, а борода свесилась на спину.

И мелькнувшее на мгновение величие встающих перед ним гор.

Ощущение показалось дворфу вполне подходящим. Он и сейчас чувствовал себя примерно так же. Как будто его дух поднялся над тем, кто был Айвеном Валуноплечим, как будто рассматривал себя издали, как будто был посторонним наблюдателем собственных мыслей.

Но теперь он знал. Он избавился от постороннего влияния и понял, кто он.

И начал бороться. Айвен цеплялся за воспоминания, старался удержать их и укрепить мысли. Он увидел Пайкела, увидел Кэддерли и Данику, увидел детей.

Дети.

Они выросли у него на глазах и из беспомощных крикливых младенцев превратились в высоких и стройных молодых людей, полных сил и энергии. Он гордился ими, словно собственными детьми, и не мог о них не заботиться.

В конце концов, во всем мире не найдется более упрямого существа, чем дворф. И лишь немногие дворфы обладали такой сообразительностью, как Айвен Валуноплечий. Воспользовавшись проблесками узнавания, он сразу же начал при помощи телепатии исследовать вторгшееся в него существо, постепенно поворачивая поток информации в обратную сторону.

Через чужие воспоминания он получил представление о том, что его окружает. До некоторой степени понял грозящую ему опасность и отчетливо ощутил силу драколича.

Он понимал, что, если есть хоть какой-то шанс остаться в живых, если ему удастся восстановить контроль над своим смертным существом, нельзя допускать ни мгновения растерянности или удивления.