и вы?

Я вздрагиваю. Мне нужно более внимательно следить за своими словами.

– Королеве я не нравилась, не так ли?

– Королева не доверяла вам. Принцесса Анника тоже.

– Она и сейчас не доверяет. – И все же пошла на все эти усилия, чтобы помочь мне в ночь нападения.

Есть только одно объяснение – она любит своего брата.

– Вы достаточно хорошо ладили с Аттикусом. Он и отряд королевской армии сопровождали вас и вашу свиту в пути из Разлома. Хотя он и со злейшими врагами может быть любезным.

– Я бы сказала, что дружбе пришел конец. – Я ставлю каменную чашу на пол рядом с собой. – А что люди говорят обо мне сейчас?

– На данный момент большая часть Илора все еще считает вас мертвой. По деревням и городам ходит множество слухов, вызывающих смятение и страх.

– Например… – настаиваю я.

– Многие называют вас Погибелью Короны. Некоторые считают, что королю следовало устроить зрелище, казнив вас вместе с остальными ибарисанцами за вашу измену.

Желание отрицать мои предполагаемые проступки обжигает язык, кажется, в сотый раз. Вот что, должно быть, чувствуют невинные люди, обвиняемые в чудовищных преступлениях. Однако в моем случае моя невиновность лишь наполовину верна.

– Думаю, я не могу их винить.

Зандер казнил бы меня, если бы солнце взошло, пока я еще была в башне. Я должна благодарить Аннику и демона за то, что избежала этой участи.

– Но есть люди, которые скорбят о вас и уверены, что вы ничего не знали о причастности вашей матери, что вас обманули точно так же, как и всех нас.

В моей груди вспыхивает искра надежды.

– Это возможно?

Могли ли меня подставить?

– Ваша фрейлина была найдена с флаконом яда, спрятанным в шве ее платья, а ваши стражи на допросе пели, точно птицы. Их рассказы о вашем двуличии были одинаковы. Так что нет, я бы сказал, что это крайне маловероятно.

Я сглатываю.

– А король? Я имею в виду, Зандер. Он когда-нибудь подозревал меня до той ночи?

– Да. – Наступает продолжительная пауза. – Но он попался на вашу ложь сильнее, чем кто-либо другой.

– То есть вот кто ему нравится? Безмозглая, постоянно улыбающаяся дурочка, которая носит красивые платья и греет его постель?

Ответа нет, и я подозреваю, что это все, что я могу узнать о Зандере сейчас. Я глажу пальцами оковы на запястье.

– С каким элементом у тебя связь, Элисэф?

– У меня ее нет.

Я хмурюсь.

– Почему?

Где-то по залу разносятся голоса.

– Спите спокойно, Ваше Высочество.

– Подожди! – Знаю, это его вежливый способ сказать мне, что он закончил отвечать на вопросы, и я ценю все, что он рассказал, но у меня есть еще один вопрос, дожидающийся ответа. – А как же король? У него есть связь с каким-нибудь элементом?

– Да.

– С каким?

Наступает долгая пауза, и я предполагаю, что уже не получу ответа.

– С огнем.

А затем Элисэф отходит от моей двери.

13

Коррин с грохотом ставит поднос с едой на стол.

– Вы не можете ходить в этом, – усмехается она, глядя на мое платье.

– Что не так? – Оно приятно простое по стилю, бледно-желтый цвет напоминает мне перья утенка перед линькой. Оно идеально для прогулки по территории с Анникой, что, я очень надеюсь, произойдет сегодня, после трех дней ожидания. – Ты сама мне его оставила. И это единственное платье, которое у меня есть.

Либо это, либо моя ночная рубашка.

– Да, но это было до того, как вас призвал король.

Коррин исчезает в гостиной.

– Опять?

Прошло десять дней с тех пор, как я его видела. Чего он хочет сейчас? Есть новости из Линдела? Меня собираются обвинить во лжи? Внутри вспыхивает тревога.

Коррин возвращается через мгновение, в ее руках струящееся платье цвета шалфея, с пышными шифоновыми юбками вокруг затянутого корсажа.

– Для сегодняшнего дня это больше подойдет.

– А что произойдет сегодня? Королевский бал? Где ты все время находишь эти платья?

– Это не ваша забота. Все, о чем вы должны беспокоиться, это о том, чтобы оно подошло, – возражает она.

Я рассматриваю рукава и воротник. Прозрачный материал расшит нежными золотыми цветами, которые, вероятно, скроют мои шрамы.

– Куда я направляюсь?

– Куда бы ни велел Его Высочество. И ешьте быстро. – Служанка слегка толкает поднос. – У нас мало времени. Король настоял, чтобы мы больше не заставляли его ждать.

Я издаю стон и бреду к столу. С Коррин всегда так – быстрее, быстрее, быстрее.

Со временем она совсем осмелела, стала издеваться надо мной при каждом удобном случае. А я взамен стала угрюмее и прекратила скрывать свое раздражение.

– Отлично. Но его будет так же сложно надевать, как это? Ушла целая вечность, чтоб разобраться.

Коррин фыркает.

– Ешьте. И повернитесь.

Она начинает расстегивать мое платье сзади, а я в это время откусываю кусочек яблока и смотрю на нее через отражение зеркала на туалетном столике. Золотой пирсинг в ухе – это первое, что я замечаю каждый день, теперь, когда знаю, что это значит. Беспокоит ли Коррин, что на нее навесили ярлык, как для скотного двора?

– Вы собирались выйти вот так? Три пуговицы все еще не застегнуты! – снова высмеивает она меня.

– У меня глаз на затылке, и я не дотянусь до этих пуговиц. И нет, я собиралась попросить Элисэфа помочь мне.

Я только наполовину шучу. Элисэф уже закончил свою смену, когда я одевалась. И теперь на службу вышел медлительный страж.

У меня из горла рвется смешок, когда я вижу в отражении ошарашенное лицо Коррин. Я давлюсь яблоком и, лишь прокашлявшись, прихожу в себя.

– Что? Не затем ли ты выбрала для меня это платье? Чтобы помучить? Потому что самой одеться в такое просто невозможно.

Этим утром я проклинала имя служанки полдюжины раз, представляя себе ее самодовольную ухмылку, пока она вешала платье на крючок.

Коррин хмурится, но больше ничего не говорит. Ее ловкие пальцы лишь быстро порхают над пуговицами.

* * *

Мой дневной страж, тот, что волочет за собой ногу, – человек с каменным лицом, мягкими каштановыми волосами и маленькими косыми глазками, сказавший мне, что его зовут Страж, когда я попыталась заговорить, – идет позади меня и выкрикивает команды «налево» и «направо», сопровождая меня через бесконечные коридоры замка.

Когда мы проходим мимо, я замечаю статуи и вазы на пьедесталах, фиксируя их в памяти ровно так же, как запоминаю весь замок, и пытаюсь не обращать внимания на бесчисленные взгляды, направленные на меня со всех сторон.

Не могу сказать,