– Не знаю. Жандармские чины, люди из тайной полиции… Эскадрон создан, как я слышал, с молчаливого согласия цесаревича Александра Александровича.

Кропоткин помолчал.

– Вы сказали: вам велено передать. А кем велено?

Морозов открыл рот, запнулся.

– Я не могу сказать вам имени. Разве только псевдоним: Хронос.

Кропоткин снова приостановился, с изумлением взглянул на Морозова.

– Постойте! Да вы откуда такие вещи знаете?

Морозов пожал плечами, поправил очки, покосился сбоку на Кропоткина.

– Ещё Хронос просил передать, что против Мавра заведено дело. Скорее всего, он будет оклеветан. Кстати, его имя стоит первым в списке приговорённых к смерти «тайным эскадроном».

– Боже мой! – воскликнул Пётр Алексеевич, останавливаясь и разворачиваясь лицом к Морозову. – Николай! Или вы немедленно расскажете мне всё, что знаете о Хроносе и Мавре, или я буду вынужден прекратить этот разговор!

Морозов снова поправил очки и, ещё более понизив голос, сказал, глядя себе под ноги:

– Трудись, как сталь, и защищайся…

После этих слов с Кропоткиным произошла перемена. Он вдруг порывисто подхватил Морозова под локоть и потащил куда-то в боковую аллею.

– Знаете что, – на ходу пояснил он. – Я думаю, нам понадобится немало времени, чтобы поговорить откровенно… Я знаю здесь один чудесный уголок, где нам никто не помешает. Сейчас срежем угол и выйдем на берег Роны… Это река, которая вытекает из Лемана… Там неподалёку от берега есть замечательный уединённый островок…

– Я знаю, откуда Рона вытекает, – с обидой в голосе сказал Морозов. – И остров этот знаю. Остров Руссо. Я по утрам хожу туда читать. Как раз возле памятника великому французу, на скамейке, и читаю. Очень удобно: с набережной меня закрывают ивы, а мост к острову виден, как на ладони…

Кропоткин быстро взглянул на него:

– Да вы, я вижу, совсем молодец… Именно туда я вас и приглашаю. Кстати, трава там…

Он замолчал, и Морозов, поняв, что от него требуется, продолжил:

– Да, змеям там не спрятаться нигде. Ведь… Latet anguis in herba…

* * *

АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН.

Апрель 1879 года.

Помощник смотрителя Нефёдов вошёл в камеру Нечаева с видом деловым и торжественным. Достал из кармана ключи и объявил:

– С вас велено снять кандалы!

– А я этого давно жду, – отозвался Нечаев. – Приказ-то уж две недели как подписан, – он подмигнул Нефёдову. – Может, думаю, где в канцелярии, как у нас обычно бывает, потерялся…

Он лежал, читая какую-то толстую книгу: ему на днях разрешили выдавать книги из крепостной библиотеки.

– Валяй, снимай.

Нечаев подставил ноги. Нефёдов повозился с замком, снял кандалы, передал караульному.

– Ну, что ещё? – спросил Нечаев.

– Так что – записка вам с воли…

– Ну, читай.

– Не могу-с. Записка с секретом…

Нечаев сел на постели.

– Дур-рак!

Помощник смотрителя вытянул руки по швам.

– Давно бы уже научился и шифрованные письма разбирать!.. Вот Гудков же научился!.. Ну, ладно, давай сюда.

Он взял аккуратно запечатанное конвертом письмо, небрежно сунул под подушку. Мельком взглянул на Нефёдова.

Вздохнул.

– Чего ждёшь? A-a… Ладно… Ступай к старшему по караулу. Скажи: мол, Пятый нумер приказал целковый тебе выдать.

Помощник помялся.

– Дык… Не поверят-с.

Нечаев ещё раз вздохнул.

– Ну, что с вами делать…

Он присел к столу, раскрыл тетрадь, разлинованную на квадратики. Оторвал один квадратик, на котором было написано: «Один рубль». Подал Нефёдову. Тот взял с благоговением. Спросил:

– Не изволите ли приказать купить вам что-нибудь?

– Изволю! Ножик для бумаги купи, да линейку, – видишь, деньги у меня рваные получаются. Ну, ступай… Стой! Позови-ка унтер-офицера.

– Слушаюсь!

Помощник выскочил из камеры.

Нечаев достал из-под подушки письмо, распечатал, начал читать. Когда унтер вошёл, Нечаев дочитывал письмо. Унтер ждал, стоя навытяжку посреди камеры.

– А! – сказал Нечаев, словно только что увидел унтера. – В седьмой камере, я знаю, новый узник.

– Точно так! – ответил унтер. Он уже давно не удивлялся прозорливости Нечаева, этого таинственного и страшного человека.

– Ну, так вот. Настоящая его фамилия Бобохов. Он в жандармов стрелял при аресте. Приговорён к расстрелу, но государь милостиво изволил заменить расстрел каторгой. Так что Бобохов скоро отправится на Кару. Но вот что… – Нечаев понизил голос. – Знай, что Бобохов – колдун и тайно работает на германского кайзера. Он может в воду уйти!

– Это как? – поразился унтер.

– А так! Уйдёт – с тебя голову снимут. Ты вот что. Когда он будет умываться, ты стой позади него. Он уже уходил так однажды из домзака. Пошептал на воду – и бултых в рукомойник, да в трубу-то и ушёл! Только сапоги мелькнули. Его, правда, потом поймали: он по трубе в Неву уплыл, а на берегу его полицейские и сцапали.

Унтер раскрыл рот от удивления.

– Во-от оно что!.. – шёпотом выговорил он, словно поражённый неким откровением.

– Вот то самое, – без усмешки, строго выговорил Нечаев. – Иди. Да смотри, стой позади него, и хватай покрепче в случае чего! И еще конвойных с собой возьми! Потом придёшь – расскажешь.

И Нечаев снова углубился в чтение.

* * *

Вечером вбежал унтер, взволнованный, с красным лицом.

Нечаев приподнялся:

– Ну, что?

– Едва не ушёл! Спасибо, батюшко, за науку! Еле успели мы его за ноги-то ухватить! Теперь умываться в таз будет. Из таза-то он далеко не уплывёт!

Унтер самодовольно разгладил усы и даже подмигнул Нечаеву.

Нечаев строго сказал:

– Что удержали – молодцы. И про таз ты хорошо придумал. Но вот что. Всё же он мой товарищ по несчастью, да и цель у него та же, что и у нас: старого царя долой, нового поставить. Так что купи-ка ему, братец, молока и белую булку. А на словах скажи: от Нечаева, мол. Понял?

– Так точно!

– Ну, ступай.

Когда унтер ушёл, Нечаев упал на постель, задрал ноги и, зажав себе рот подушкой, начал хохотать.

Но дверь снова приотворилась. Тот же унтер просунул голову в камеру: