Я купила открытки с изображением мест, которые хотела посмотреть. Наборы для туристов стоили немало, зато там было все – все самые интересные места. Мне казалось, что понять до конца этот город невозможно, осмотреть сложно, а полюбить у меня не хватит времени. Я решила, что просто проживу в нем эти десять дней, не пытаясь сделать что-то сверхъестественное. Мой отель находился далеко от центра, но в районе приличном и тихом. При заселении я с благодарностью вспомнила Димку – мой багаж произвел впечатление. Сумки явно выделялись на фоне всех демократических туристических рюкзаков и обшарпанных чемоданов. Утром я уезжала в тот самый пригород, где находились склады суконщиков. Первая поездка не обошлась без курьезов – в этой стране не только автомобильный руль там, где не положено ему быть, но и многое другое устроено хитро – с первого раза не поймешь. Но даже если один лондонский житель попадет на Арбатско-Покровский пересадочный узел, можно считать, что будут отмщены все туристы, пытавшиеся разобраться в системе железнодорожного сообщения Англии.

Добравшись до нужного места, я храбро прошла почти километр по дороге среди зеленых полей, и в моей голове почему-то всплыло слово «пустошь». В конце концов дорога привела к старой заброшенной мануфактуре, из которой сделали огромный текстильный маркет. К моей удаче, все нужные компании свой товар держали под одной крышей. И мне оставалось только обойти всех, познакомиться, взять визитки, пощупать ткани и записать цены. Попадая в это царство прекрасной шерсти, я теряла голову. Рулоны мягких, плотных, колючих, жестких, ворсистых, гладких, буклированных и прочих материалов занимали огромные пространства старой фабрики. Меня поражали цвета, выделка и рисунки. Очень скоро я поняла, что если отнестись к этому месту, как к музею, то к отъезду я не успею ничего сделать. Поэтому в отеле я составила список моделей, выкройки которых сейчас рисовали в Москве, и дальше уже стала обращать внимание только на нужные мне вещи. Исключение я сделала только для мохера. Трикотаж с мохеровой ниткой я решила купить как можно скорее. Тем более что ткань была не очень плотная, весила немного. Я выбрала ту самую темно-синюю, о которой говорила Лида, когда обсуждала показ юбок и брюк. То, что я нашла, просто идеально подходило для этой цели. Но помимо всего этого, как только я взяла в руки эту теплую ткань, я почему-то сразу же вспомнила наши с Лидой каникулы и книжки Конан Дойла. Я вспомнила, как мы зябли в нашей комнате – рамы были старыми, в щели дуло, а отцу все некогда было их поправить. Я вспоминала вечно перешитые пальто сестры. Ее несчастное синее платье, проданное отцом. Мне было обидно до слез за ее нищее детство и за наш вечно озябший вид. Сейчас, когда Лида была замужем и муж заботился о ней, покупая все необходимое и даже больше, я все равно ее жалела.

Взяв в руки этот роскошный теплый, чуть блестящий мохеровый отрез, я захотела сделать для Лиды роскошное длинное пальто-кардиган. Широкое, уютное, элегантное. Такое пальто, которое бы олицетворяло собой свободу, какая приходит к человеку, когда он достигает определенной жизненной ступени. Я понимала, что только женщины могут мыслить категориями пальто, но я и была женщиной, и моя сестра, работающая как вол, обладающая железной волей и терпением, тоже все-таки оставалась женщиной. Наверное, она и сама могла уже себе купить или сшить дорогую вещь, но я чувствовала, что должна ей подарить нечто подобное.

Заметив мой просто-таки нездоровый восторг, с которым я разглядывала ткань, продавец сделал мне приличную скидку и к тому же обязался сам отправить огромный рулон прямо в гостиницу. После этой покупки я уже спокойно и не спеша, словно почувствовав уверенность в своем положении, продолжила знакомство с суконщиками.

Вечер у меня наступал рано – текстильный маркет закрывался уже в четыре. Я возвращалась в Лондон, к своему отелю, бродила по окрестным улочкам, наблюдала за прохожими и все удивлялась, откуда взялся этот призрак – «английский стиль». Был ли он фантомом или привидением, которое появляется на глаза тому, кто этого очень хочет. Я думала так, потому что за все то время, что была в Лондоне, ни разу не увидела человека – мужчину ли, женщину ли, хоть немного похожих на тех денди, о которых мы не раз читали в журналах или которых видели в рекламных проспектах. Все, что я видела, больше напоминало мне улочки моего родного городка, где мода имела вид прилавка зеленщика – всего много, ярко, размашисто, немного небрежно и всегда вызывающе. К тому же у англичан было явное непонимание роли обуви в жизни человека. Кроссовки и шлепки с подобием делового костюма – уличная норма. Все, что можно было заснять, я сфотографировала. Делала я это больше из любопытства, а не для каких-то деловых целей.

Ужинала я в одном и том же месте одним и тем же блюдом – напрягаться с языком к вечеру уже не хотелось. А здесь ко мне привыкли за три дня и без лишних вопросов подавали картошку и кусок говядины с густой подливкой. Потом я пила чай и сидела, наблюдая за прохожими.

Ночь принадлежала мне и только мне. Поднявшись к себе в номер, я принимала душ, писала короткие письма в Москву и быстро забиралась в постель. Кровать была высокой, а матрас – мягкий. Укутавшись одеялом, я брала с тумбочки ту самую книжку, которую мне одолжила стюардесса, и читала…

– Скажите, вам что-нибудь еще попадалось этого автора? – помнится, спросила я, когда до посадки оставалось каких-то сорок минут.

– Нет, хотя, говорят, он написал еще несколько романов. Я взяла только эту книжку.

– Мне неудобно, но я бы хотела попросить вас – отдайте мне ее. Я в Лондоне совсем одна буду. И как раз дочитаю. Если вы оставите адрес, я вам ее вышлю или подвезу прямо в Шереметьево. – Я говорила скороговоркой, чтобы создать впечатление слегка тронутой. А с тронутой – какие взятки? Ей надо отдать эту книгу, чтобы она оставила в покое.

– Возьмите, конечно, возьмите. – Девушка поступила точно так, как я и рассчитывала.

– И еще вопрос: это автор известный? Я так далека от литературного мира!

– Очень. Вернее, стал известным. Эта книга – бестселлер. Она уже на другие языки переводится. Вообще шуму много вокруг нее. Говорят, что очень верное отражение женской судьбы. Что только женщина так точно могла описать ситуацию. Что глубоко раскрыты образы. Ну, одним словом, совершенно новое о женщинах.

Я покраснела. Столько хороших слов о маленькой истории про замужнюю женщину!..

Теперь каждый вечер я брала с тумбочки книгу и самым внимательнейшим образом изучала, словно хотела проникнуть в тайну ее появления. Но как бы я ни рассматривала титульный лист, как бы ни листала страницы, как бы ни вчитывалась в фамилии редакторов и как бы ни анализировала выходные данные, я все равно ничего не могла понять. Книга меж тем была прекрасно издана – небольшого формата, достаточно толстенькая, в твердом переплете, на хорошей плотной бумаге, в привлекающей внимание обложкой. Внешне она походила на издание какого-нибудь западного классика. Больше всего остального меня занимало имя автора – Анна Монк. Дама. Свой текст я помнила очень хорошо. Буквально по абзацам. Внимательно приглядевшись, я поняла, что эта Анна Монк все-таки что-то с текстом сделала. Все стало чуть четче, чуть рельефнее, чуть резче – и все написанное мной вдруг приобрело совсем иной смысл. Все внесенные изменения носили четкий женский характер, было очевидно, что мой «соавтор» – женского пола и под именем Анны Монк мужик с бородой или без оной не скрывается. В языке, в описаниях и, наконец, в эмоциях – во всем угадывалась импульсивность и ранимость.