Взгляд мой сам собой устремляется к Клыку. Послеполуденное солнце озаряет его лицо теплым золотым светом. И от этого он сейчас невообразимо красив. Он тоже смотрит на меня, и на его лице такое выражение, что у меня по спине бегут мурашки. В его глазах я читаю обещание нашего с ним будущего. Будущего, полного опасностей, радостей, преследований, побед и многотрудных опытов.

Но мы будем вместе, и нам будет все по плечу.

Как выяснилось, я ошиблась.

Торжественный обед был настоящим гвоздем программы, особенно потому, что мне не надо было ничего ни готовить, ни убирать после ухода гостей. Потом мы вернулись на нашу нынешнюю явочную квартиру. Клык улетел примерно на час раньше, но настоял, чтобы я осталась — предстояло разрезать свадебный пирог, и танцы все еще были в разгаре.

Уговаривать меня не пришлось. Почему не воспользоваться случаем! Неизвестно, когда еще я надену такое платье и такие туфли. Про прическу я просто молчу. Не больно-то поносишь все это в хорошо знакомых нам туннелях Нью-Йоркской подземки. Зуб даю, прохлаждаться нам недолго осталось.

Но сегодня такой классный вечер. Все, кого я люблю, — рядом, и я все время думаю, как буду расписывать Клыку, как поседела от сахарной пудры мордочка у Тотала.

Но всему наступает конец, и вот мы с Надж летим домой, а за нами тянутся Ангел, Газзи и Игги. Должна сказать, что в моем роскошном прикиде не больно-то полетаешь. В джинсах и свитере куда приятней. Так что я не слишком буду тосковать по своему платью и туфлям.

Бесшумно опускаемся на террасу. В доме горит свет. Ноги у меня огнем горят, и я первым делом сбрасываю туфли. И сразу бегу искать Клыка. Я принесла ему кусок свадебного торта. Он, конечно, чуток помялся, но ничего, сплющенный или нет, торт остается тортом.

Стою в коридоре перед дверью мальчишечьей спальни. Стучу. Тишина. Заснул он уже, что ли?

Открываю дверь и просовываю голову внутрь. Темнота.

— Клык?

Включаю свет. Никого. Постель его стоит нетронутой. В ванной тоже темно и пусто.

— Клык! — кричу я в полный голос. — Мы дома!

Надо пойти спросить наших. Может, они его видели. Разворачиваюсь на выход и… вижу записку.

На комоде рядом с дверью лежит белый конверт. На нем колючим почерком Клыка — мое имя.

Сердце у меня падает и застревает где-то в животе, руки и ноги леденеют, а по спине ручьем катится холодный пот. Как в замедленной съемке, делаю шаг, протягиваю руку к конверту, верчу его в пальцах, открываю, достаю несколько мелко исписанных страниц.

— Макс, что ты тут делаешь? Пойдем еще пару фоток щелкнем. — Надж распахивает дверь. — Когда мы еще все вместе будем такими чистыми? Надо для истории зафиксировать.

Я проглатываю застрявший в горле комок:

— А Клык где-нибудь с вами?

— Нет, я думала, он здесь, с тобой.

— Смотри, что я нашла. — Я показываю ей письмо, и глаза у нее расширяются.

— Что это? — голос у нее мгновенно охрип.

Медленно втягивая воздух, я разворачиваю страницы. Не надо их читать. Если не читать, значит, ничего не случилось.

Но я не трус. Даже сейчас. И поэтому я начинаю читать вслух.

Макс, любимая моя,

ты сегодня была безумно красивой. Такой я запомню тебя на всю жизнь.

Надж закрывает рот ладонью.

Хочется верить, что ты тоже будешь помнить меня таким — ха-ха — чистым. Как хорошо, что мы были так счастливы в наш последний день вместе.

Но сегодня вечером я улетаю. Я ухожу из стаи. И на сей раз это навсегда. Не знаю, увижу ли я тебя еще когда-нибудь. Дело в том, Макс, что, кто бы что ни говорил, все немного правы.

Дилан прав в том, что, пока я с вами, стая в опасности. Может, этой опасностью был только профессор Ханс. Но откуда нам знать, вдруг найдется еще сотня таких же психов. С Ангелом трудно не согласиться, что у двух стай шансы выжить удваиваются. И потом, когда мы с тобой вместе, мы никого вокруг не видим — тут с ребятами не поспоришь. Но с этим мы с тобой ничего поделать не можем.

А все потому, что я тебя люблю. И, когда ты рядом, никто и ничто для меня не существует. Я вижу, слышу и чувствую тебя одну. А если тебя рядом нет — только о тебе и думаю. Только с тобой я хочу говорить. Только твоя опора нужна мне в бою. Когда мы вместе, солнце светит ярче. Когда тебя нет — мир покрывается пылью.

Прости меня — если не сейчас, то когда-нибудь после, — что из-за меня наш светлый мир превращается в серый, тусклый и пыльный. Может быть, пройдет время и радость вернется.

Я отрываюсь на минуту, стараюсь глотнуть воздуха. Один за другим ребята подгребли в комнату и теперь, с посеревшими лицами, сгрудились вокруг Надж.

И ты тоже, когда я рядом, не в лучшей форме. Вернее, я неправильно выразился. Со мной ты, Макс, — по-максимуму, и ласковее, и нежнее, и — хочешь верь, хочешь не верь — женственнее. Но, когда ты со мной, вожак в тебе отступает на задний план. А стае нужен вожак. Ангел, если ты, малышка, слышишь эти слова, не обижайся, но до вожака тебе пока расти и расти.

Я глянула на Ангела и вижу, как щеки ее заливает краской.

Еще как минимум пару лет стае без вожака не выжить, как бы ни были сильны наши ребята, все вместе и каждый в отдельности. А я чем хочешь клянусь, ты и есть тот самый лучший, самый необходимый стае вожак. Лидер. Командир. За это я тебя и люблю. За это и многое, многое другое.

Но чем больше я об этом думаю, тем больше я уверен, что решение мое — единственно возможное и что поступаю я сейчас правильно. Может быть, не для нас с тобой, моя любимая. Не для тебя и не для меня — для всех нас вместе, для стаи.

Пожалуйста, не старайся меня искать. Не старайся меня вернуть. Ничего труднее мне в жизни делать не приходилось (стерпеть сегодня на себе целый день этот чертов костюм и галстук — не в счет). И как бы мне этого ни хотелось, увидеть тебя еще раз будет чистым адом. Ты будешь просить, чтобы я вернулся. Я не смогу сказать тебе «нет». Никакие проблемы не разрешатся, мне снова придется уходить, и мы снова должны будем пережить всю эту муку.

Милая, ты сильная, прошу тебя, сделай так, чтобы мы смогли разрубить этот узел раз и навсегда.

В горле у меня пересохло, и каждое слово дерет его чуть не до крови. Врет, врет. Я помню, он тысячу раз говорил мне «нет». Надж кладет мне руку на плечо — то ли меня поддерживает, то ли сама за меня держится.

Я люблю тебя. Люблю твою улыбку, твою кривую усмешку. Твой злобный оскал люблю. Я люблю смотреть на твое сонное лицо. Люблю смотреть, как в полете развеваются у тебя за плечами волосы. И как сияет в них солнце, если, конечно, они не заскорузли от крови и грязи. Люблю смотреть на твои распростертые крылья, белые, коричневые, кремовые. И — по самому краю плеча — крошечные мягкие перышки. Я люблю твои глаза, то холодные, внимательные, настороженные и подозрительные, то смеющиеся, теплые и нежные. Лишь бы только ты на меня смотрела.