class="p1">Свое мнение парень озвучивать не стал, промолчал. Ну и я промолчал за компанию. Вот так посидели молча, потом я сходил подбросил дров в печку, проверил воду и вернулся обратно на лавку. Тут-то меня и настиг коварный вопрос:

— Владимир Антонович, а зачем вы нас к себе забрали? Сестренки мелкие, они поверили, что все это в обмен на стряпню да уборку. Но я-то понимаю, что это не так, я ведь знаю, что сколько стоит. Вы вот сегодня в лавке сколь денег на нас потратили! А могли бы кликнуть любую бабу в слободке, платили бы червонец в месяц, так она бы вам все то же самое делала: и готовила, и убирала, и стирала. А за два червонца еще бы и ублажала по-женски хоть каждый день.

Жаль, не удалась задумка. А я-то надеялся, что сестры своему братику мозги вправят и подобных разговоров больше не будет. Придется еще раз объясняться.

— Понимаешь? Это хорошо. А скажи мне, эта баба из слободки, она руки хоть раз в день моет? А насекомые у нее есть? А срамные болезни? А воровать она не будет? Нет? Ты сам-то в это веришь? Вот и выходит, что нанимать придется кухарку из города, а она сюда, в слободку, ходить откажется. Либо цену заломит такую, что мне проще будет самому кашеварить.

— Ну, с девками ладно, пусть их. А я? Я-то вам зачем?

— Так помощник мне нужен. Хотя бы для начала ключи подавать, придержать где, помыть, почистить, подкрасить. А потом и что посерьезнее делать, какой-нибудь простой ремонт. И, чтобы ты не сомневался, скажу сразу: готового мастера взять — это дорого. Да и нет их таких, готовых. Все по мастерским работают, и хозяин за каждого держится, просто так не отпустит.

— Но ведь учение тоже денег стоит?

— Стоит. Вот ты эти деньги и отработаешь. Если хочешь, конечно. Неволить тебя я не буду. Можешь снова идти газеты разносить, там тебя еще разок отоварят. Ну что, будешь учиться?

Мишка изо всех сил постарался состроить серьезную физиономию, чтобы разъезжающаяся от уха до уха улыбка была не так заметна и твердо ответил:

— Буду.

— По рукам?

Я подставил ладонь. Сверху шлепнула мальчишеская пятерня.

— По рукам!

— Ну а теперь, когда мы обо всем договорились, пошли в баню. Грязи и всяких насекомых я в своем доме не потерплю.

Вечером, уже улёгшись в постель, я подумал: если бы я рассказал Мишке все, как есть? Что я, сытый, успешный и благодушный просто не мог пройти мимо детей, которые отчаянно бьются за выживание и битву эту очевидно проигрывают. Что мне кусок в рот не лез, когда я видел голодные глаза девочек. Вот если бы я рассказал ему все это, он бы мне поверил?

Через день я поехал отдавать очередной отремонтированный фургон в больницу. Как водится, по дороге заехал в лавки, купил всяких домашних мелочей, да девчонкам по костяному гребню, пусть красоту себе наводят. Купил себе и костюм со смокингом. Забирать пока не стал: его должны были чуть подогнать по моей фигуре. Завтра заберу, заодно навещу пансион. Может, мадам Грижецкая по старой памяти еще разок подскажет мне что-нибудь из области этикета. Вроде тех же перчаток, например.

По пути заехал к помещице Томилиной. Самой Настасьи Михайловны дома не было, прислуга ходила мрачная, смотрела на меня хмуро, но записку для хозяйки оставить позволила. Я накидал карандашом несколько строк: мол, надеюсь на скорую обоюдно приятную встречу, собираюсь как следует потревожить покой обывателей и вдогонку еще с дюжину комплиментов хозяйке. Свернул листок, передал горничной и, исполненный надежд на приятное времяпрепровождение, отправился дальше.

В больнице моему приезду были рады. Шофер, что сел за руль отремонтированного мною фургона, напел дифирамбов. С его слов, после ремонта мобиль стал ездить чуть ли не лучше, чем новый. Господин Филимонов сиял, как новенький рубль, доктор Кацнельсон тоже был вполне доволен. Я поболтал с ним несколько минут о разных пустяках, и отправился в обратный путь.

Я подошел к очередному назначенному на ремонт фургону и уже собрался садиться за руль, но тут за спиной раздался знакомый уже голос:

— Стриженов!

Дежавю?

[1] Синенькая — пятирублевая ассигнация.

Глава 18

— Стриженов! Владимир Антонович!

Я обернулся. По улице в сторону больницы спешно шагал, стараясь не перейти на бег, Николай Генрихович Клейст собственной персоной. Учитывая наш последний разговор, не самая приятная встреча. Но уехать сейчас — все равно, что сбежать, проявить трусость, а бояться мне нечего.

Мой бывший конкурент дошел-добежал до меня и остановился, отдуваясь и прижимая руку к правому боку. Странно, я думал, что у него физические кондиции получше.

— Владимир… уфф… Антонович…

— Успокойтесь, Николай Генрихович, отдышитесь. Я не собираюсь от вас убегать.

— Спасибо… уфф…

С минуту Клейст приходил в себя, а я, тем временем, его разглядывал. Удивительно: несмотря на то, что он шел пешком, одет был в полную экипировку гонщика: куртка, галифе, сапоги, шлем. Краги и гогглы, наверное, были в объемистом, но полупустом саквояже. Наконец, лицо его приняло более-менее нормальный цвет.

— Здравствуйте, Владимир Антонович. Хорошо, что я смог вас отыскать.

— Вообще-то я не прячусь. Ну да ладно: у вас ко мне дело?

— Наверное, все же, да, — неуверенно выговорил Клейст.

— Тогда, может, зайдем в ближайшее кафе? Вести разговоры стоя мне как-то не хочется.

В небольшом кафе услужливый официант быстро подал меню. Я спросил кофе и пару круассанов. А что? Я теперь человек пусть не слишком богатый, но и не бедный, могу себе позволить. Клейст же медлил, листая нетолстую книжицу. Тем временем официант принес мой заказ и воздух заполнился бесподобным ароматом свежесваренного кофе. Мой визави судорожно сглотнул и вновь уставился в меню. «Да он голодный!» — осенило меня. — «Только признаваться в этом не хочет, чтобы не потерять лицо». Что ж, раз сам его поставил в неловкое положение, сам и должен исправлять ситуацию.

— Николай Генрихович, поскольку я вас сюда пригласил, позвольте вас угостить.

И, не дожидаясь согласия, сделал еще один заказ.

— Так о чем вы хотели поговорить? — спросил я, когда официант убрал со стола пустые тарелки и принес десерт.

На лице у Клейстаотобразился сильнейший конфуз.

— Прежде всего, уважаемый Владимир Антонович, я хочу перед вами извиниться. Вы были правы, а я, соответственно, кругом ошибался. Меня ослепила страсть, и недостойная женщина, ставшая её причиной, воспользовалась мной в своих низких целях.

— Как я понимаю, вы проверили те сведения, что я вам дал.