Дюрер отрезал ломтик яблока.

– Если это и вправду Лоренцо, папский племянник, то вам, дурачье, выпала большая честь лицезреть процессию этой великовельможной особы.

– Подумаешь, какой-то там герцог! – фыркнул Нуткер.

– Видишь ли, любезный мой Нуткер, Лоренцо – глава Флорентийской республики. А его дядюшка, папа римский, недавно затеял войну, чтобы добыть племяннику еще и герцогство Урбинское. Так что теперь Лоренцо владеет четвертью италийских земель. А советником у него Макиавелли.

– А это еще кто? – спросил Дисмас.

– Эх ты, знаток истории! – укорил его Дюрер. – Макиавелли, он… В общем, он мыслитель, помимо прочего. Он написал трактат об управлении государством.

– И как же управляют государством? – спросил Дисмас.

– Не знаю, я трактата не читал. Мне бы с Агнессой управиться, а для этого нужен не трактат, а розги.

– Интересно посмотреть, как ты будешь управляться с Агнессой. Розгами, – хохотнул Дисмас.

– Между прочим, Макиавелли советует избавляться от врагов, не дожидаясь, пока они избавятся от тебя.

– Дельный совет, – одобрил Кунрат.

– А Лоренцо хворает, – продолжал Дюрер.

– Что с ним?

– Ну он же итальянец…

– Французка?

– Итальянцы называют эту хворь французской болезнью, а французы – итальянской.

– Тебе же нравятся итальянцы, – напомнил Дисмас. – Ты все время в Италию ездишь.

– Я там не развратничаю, а изучаю художественное мастерство. С итальянскими живописцами не сравнится никто на свете. Разумеется, в Европе найдутся мастера, которые…

– А можно поконкретнее? – фыркнул Дисмас.

– Но итальянские нравы… Добродетельности у итальянцев нет. Nessuno[11]. Даже сам папа – содомит.

– Ты прямо как Лютер, – сказал Дисмас.

Дюрер пожал плечами:

– Правды не скроешь. Говорят, у папы… – Он покосился на Магду. – Ну, это не тема для пристойной беседы. Скажем так: он страдает от неприглядных последствий своих противоестественных увлечений.

– Да-да, я тоже слышал, – заявил Кунрат. – У него в жопе незаживающий свищ от постоянных перепихов.

– Со слоном, – добавил Ункс.

Ландскнехты чуть не лопнули от хохота.

Головная карета процессии подкатила к воротам Затворников. Загудели рога. Дисмас встал, утирая с подбородка куриный жир.

– Пошли поглядим на твою великовельможную особу.

Солдаты отгоняли паломников от ворот. Дисмас и остальные решили подобраться поближе, чтобы хорошенько разглядеть знатного гостя. Ландскнехты прокладывали дорогу, не по-монашески рьяно расталкивая толпу локтями.

Конный герольд во главе процессии вздымал гербовый штандарт. На гербе красовались черный орел с алмазным перстнем в когтях, угнездившийся в герцогском венце на черном с золотом рыцарском шлеме, и золотой щит с шестью алыми шарами.

– Так и есть, герб Медичи, – сказал Дюрер. – Это Лоренцо.

– А зачем там красные шары? – спросил Кунрат.

– Никто толком не знает, что именно они символизируют. То ли вмятины на щите, полученные в великих сражениях, то ли знак ростовщика, то ли вообще пилюли. Предки Медичи были аптекарями, поэтому и получили такое прозвище. Итальянское слово medici означает «лекарь».

– Я и не подозревала, что аптекарское дело такое прибыльное, – заметила Магда.

Карета Медичи остановилась. Из ворот Затворников выступила свита герцога Савойского. Обе процессии смешались в шорохе бархата и шелков. Начался церемониальный обмен любезностями, поклонами и расшаркиваниями. Придворные толпились у герцогской кареты, раскланиваясь друг с другом. Наконец дверца распахнулась. Из кареты вышел Лоренцо де Медичи, герцог Урбинский.

– Ох, бедняжка! – воскликнула Магда.

Изъязвленное лицо Лоренцо покрывал толстый слой жирных белил. Проморгавшись на свету, герцог одарил вельмож улыбкой, потом воздел левую руку и вяло помахал толпе. Правая рука стискивала грудь.

Герцог благосклонно выслушивал приветственные выклики, как вдруг лицо его исказилось от боли. Потирая грудь, он скрылся в карете. Процессия двинулась по подъемному мосту и через ворота Затворников въехала в Шамбери.

– Он не жилец, – вздохнула Магда.

– Откуда ты знаешь? – спросил Дисмас.

– Видел, как он хватался за грудь? Ему очень больно. Болезнь уже добралась до сердца. Герцогу поможет эликсир из пурпурной наперстянки. Этот цветок растет здесь, в Божских горах. Помнишь, мы видели?

– Да, – кивнул Дисмас.

– По-латыни его называют Digitalis purpurea, а в Англии – лисьей перчаткой. Этот эликсир как раз англичане изобрели.

Обдумав услышанное, Дисмас сказал:

– У герцога, которому принадлежит четверть Италии, наверняка есть лекарь, которому это известно. А может, и не один, а целых двадцать.

– Ну, не знаю. Он все равно хватался за грудь.

И правда хватался.

Ранним утром Магда, Кунрат и Нуткер отправились в Божские горы на сбор наперстянки. Вернулись они на закате, с полными котомками цветов, роняющих лиловые лепестки. Ункс ворчал себе под нос, что ландскнехтам негоже заниматься девчачьим делом.

Дисмас с Дюрером целый день искали жилье. Они скинули монашеские рясы и переоделись в мирское, чтобы не вызывать лишних подозрений. Как и следовало ожидать, на всех постоялых дворах заламывали самые безбожные и мародерские цены.

– Вот оно, истинно христианское милосердие, – буркнул Дисмас.

После долгих поисков удалось найти жилье близ церкви Святого Антония, в умеренно сыром полуподвальном помещении, где не слишком докучали крысы.

Магда растирала в ступке цветы наперстянки и отправляла месиво в горшок на огне.

– Это дело долгое, – объяснила она Дисмасу. – Чтобы эликсир был действенным, его надо как следует уварить.

Дисмас взял деревянную ложку и начал помешивать варево, чтобы Магда не отрывалась от ступки. Стол был заставлен пузырьками, бутылочками и коробочками – подарками Парацельса, которые Магда привезла с собой. Закончив растирать цветы, она взяла один пузырек, откупорила и понюхала.

– Что это? – спросил Дисмас.

– Из своих странствий Парацельс всегда возвращается с сокровищами, особенно с Востока, будто библейский волхв. Это воистину драгоценный дар.

Дисмас тоже понюхал пузырек.

– Ладанник. Cistus ladanifer, – пояснила Магда. – Парацельс добавляет к нему стебли солнцецвета и лаванду.