…Кампания Юго-Западного фронта 1916 года получила различные оценки военных историков. Со временем вокруг Брусиловского прорыва, как и вокруг каждой легендарной боевой операции, сложился некий миф, ныне воспринимаемый многими как аксиома. В кратком изложении этот миф звучит так: Брусиловский прорыв стал колоссальным успехом русской армии, оказавшим решающее влияние на дальнейший ход войны, австро-венгерская армия была фактически разгромлена, а А.А. Брусилов показал себя блестящим полководцем суворовской школы, не знавшим ни одного поражения.

Нечего и говорить, что эта предельно упрощенная картина неверна. Такой миф сложился во многом на основе мемуаров самого А.А. Брусилова и был окончательно сформирован советскими военными историками в 1940—1980-х годах. Тогда Брусилов был единственным русским полководцем Первой мировой, чье имя можно было активно упоминать и пропагандировать в печати, и неудивительно, что авторами подчеркивались именно достоинства военачальника, а не его недостатки. Однако истинное уважение к памяти любого военного деятеля состоит в том, чтобы помнить все стороны его деятельности, а ошибкам уделять не меньше внимания, чем достижениям…

Бесспорно, Брусиловский прорыв стал единственной за все время Первой мировой войны удачной стратегической наступательной операцией с прорывом сильно укрепленных позиций противника. Это признают военные историки всего мира, и недаром само словосочетание «Брусиловский прорыв» официально принято в историографии всех стран — участниц Первой мировой войны. Ни один полководец тех лет, кроме Брусилова, не удостоился того, чтобы наступательная операция была названа в его честь, а не в честь местности, в которой она проводилась. Во многом новаторским было само осуществление операции — тщательная подготовка к ней, четкое взаимодействие различных родов войск между собой, взаимосогласованные действия разных армий одного фронта. Русские войска показали примеры высокого воинского духа, мужества, несгибаемой стойкости. Прекрасно проявили себя и командующие армиями Юго-Западного фронта — в первую очередь П.А. Лечицкий, затем В.И. Гурко, В.В. Сахаров, Д.Г. Щербачев и А.М. Каледин. К сожалению, в дальнейшем их имена оказались полностью в тени имени Брусилова. Этому способствовали и личные судьбы талантливых военачальников: Каледин покончил с собой в 1918 году, Сахаров был расстрелян в 1920-м, вступивший в Красную армию Лечицкий умер в тюрьме в 1921-м, а Щербачев и Гурко закончили свои дни в эмиграции…

В ходе операции русскими войсками были заняты Буковина, Волынь и часть Галиции. Огромны были и трофеи, взятые русской армией летом 1916 года. В плен попало 8924 офицера, 408 тысяч солдат, было захвачено 581 орудие, 1795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов. Общие потери противника составили около 800 тысяч человек, в том числе 200 тысяч убитыми и ранеными. Стратегическим последствием Брусиловского прорыва было вступление в Первую мировую войну Румынии на стороне Антанты. Брусиловский прорыв значительно облегчил положение западных союзников Российской империи — с итальянского и французского фронтов на Юго-Западный были переброшены 34 дивизии.

Однако говорить о Брусиловском прорыве как об операции, изменившей весь ход войны, все же неправомерно. Как бы ни был силен урон, нанесенный австро-венгерской армии, она сумела восстановить положение и к концу 1916 года разгромить Румынию. Урон, который понесли в ходе боев 1916-го русские войска, тоже был огромным: 116 тысяч убитых, 673 тысячи раненых и больных, 96 тысяч пропавших без вести.

Что касается полководческого таланта главкома Юго-Западного фронта, то бои второй половины лета 1916 года свидетельствуют о том, что А.А. Брусилов фактически перестал адекватно оценивать обстановку на своем фронте. Такое утверждение может показаться излишне жестким, но как еще объяснить две попытки Брусилова овладеть неприступным Ковельским районом уже после того, как Ставка Верховного главнокомандующего указала главкому на другое, более выгодное направление?.. Ковель уже превратился для Брусилова в самоцель, и ничем иным, кроме как упрямством главкома фронта и его желанием «утереть нос Ставке», точнее, императору и М.В. Алексееву, продолжение Ковельского сражения не объяснить. Об этом периоде в полководческой биографии Брусилова обычно стараются не упоминать, не случайно во многих книгах о нем рассказ о действиях Юго-Западного фронта заканчивается июлем 1916-го. А ведь кровавая Ковельская бойня продолжалась еще два месяца — весь август и весь сентябрь!..

Военный историк А.А. Керсновский так оценивал значение Брусиловского прорыва: «Стратегического решения это политически выгодное и тактически удавшееся наступление не принесло. Сперва его не требовали, а затем его не сумели добиться. Для России и русской армии вся эта грандиозная наступательная операция в конечном счете оказалась вредной.

Победы мая—июня были утоплены в крови июля—октября. Было перебито 750 000 офицеров и солдат — и как раз самых лучших. Превосходный состав юго-западных армий был выбит целиком… Заменить их было некем…

Была упущена последняя возможность окончить войну выводом из строя Австро-Венгрии, предупредив этим близившиеся великие внутренние потрясения. Враг содрогнулся от страшного удара. Ему дали время оправиться, а затем стали наносить удары в самые крепкие его места, вместо того чтобы бить в самые слабые. И лавры Луцка сменились терновым венцом Ковеля…»

В то же время А.А. Керсновский в своем труде отводит все упреки, адресуемые А.А. Брусилову: «Брусилова обвиняют в том, что, произведя прорыв, он не сумел его использовать. Обвинение это ни на чем не основано. Использовать прорыв было делом не главнокомандующего Юго-Западным фронтом (которому было указано только демонстрировать), а Ставки. Ставка же оказалась совершенно неспособной принять полководческое решение и упустила все предоставлявшиеся возможности». Об этом же с горечью писал и сам Брусилов: «Если бы у нас был настоящий верховный вождь и все главнокомандующие действовали по его указу, то мои армии, не встречая достаточно сильного противодействия, настолько выдвинулись бы вперед и стратегическое положение врага было бы столь тяжелое, что даже без боя ему пришлось бы отходить к своим границам, и ход войны принял бы совершенно другой оборот, а ее конец значительно бы ускорился».

Но так или иначе, Брусиловскому прорыву суждено было остаться в истории русского военного искусства как наиболее выдающейся стратегической операции Первой мировой войны. Да и на уровне массового сознания Алексей Алексеевич Брусилов закрепился в народной памяти как герой. Во всяком случае, именно его в России вспоминают в первую очередь, если речь заходит о сражениях Первой мировой. «Каковы бы ни были его последовавшие заблуждения, вольные или невольные, Россия никогда этого не забудет Алексею Алексеевичу Брусилову, — писал А.А. Керсновский. — Когда после несчастий пятнадцатого года самые мужественные пали духом, он один сохранил твердую веру в русского офицера и русского солдата, в славные русские войска. И войска отблагодарили полководца, навеки связав его имя с величайшей из своих побед».

…Заканчивался 1916-й, год всероссийской и всемирной славы Брусилова, громких его побед — и одновременно год его полководческих ошибок, год жестоких разочарований в главкомах соседних фронтов и верховном руководстве русской армии, год глубокой обиды на тех, кто помешал ему окончательно разгромить противника. Можно спорить о том, когда именно А.А. Брусилов начал разочаровываться в личности Верховного главнокомандующего — императора Николая II. Скорее всего, это чувство возникло на фоне изначально сдержанного отношения государя к Брусилову. Будучи о себе высокого мнения, Алексей Алексеевич считал, что его недооценивают — и его в принципе вполне можно понять. Например, когда 8-я армия Юго-Западного фронта в августе 1914 года одержала первые успехи, командующего буквально завалили поздравительными телеграммами. Бывший тогда Верховным главнокомандующим великий князь Николай Николаевич, например, прислал такую: «Поздравляю, целую, обнимаю, благословляю». А сдержанная телеграмма от императора пришла лишь через несколько дней. «Такие впечатления не сглаживаются, и я унесу их с собой в могилу», — вспоминал Брусилов об этом случае.