Такие мысли посещали Маргулиса, действовал же он иначе. В телефонном разговоре с Наоми он темнил больше обычного; при этом тщательнее воспроизводил образ любимой дочурки, вспоминал, как она сладко лепечет, как будто все это каким-то образом могло вытянуть его из гнусной тины безумия. В конце дня Алан ускользнул от Кришны Найпола. Грязный докторишка не насытился приключениями прошлой ночи и во время перерыва на чай с бутербродами предложил Алану еще раз отправиться в заведение Тересия.

Алан поехал в Уинкантон и второпях переоделся в гостинице. Если он отправится немедля, к восьми тридцати он поспеет в Бексхилл.

Дженифер и Разза Роб сидели друг напротив друга, их разделял небольшой участок концентрированного зеленого света. Дженифер отодвинула тарелку и удовлетворенно вздохнула.

— Ммм, — сказала она, — Разза, это что-то невероятное. Без рецепта я от вас не уйду. Никогда не думала, что из орехов и грибов можно приготовить такое изысканное блюдо.

— Тут грибы, миндаль и трюфели. А сверху добавляете свежий шпинат и рикотту на мелкой терке.

В голосе Раззы слышалось не раздражение от поспешной похвальбы и досужих восторгов по поводу его кухни, но противоречивое желание открыть непосвященному тайну, которое становилось тем сильнее, чем менее искушенным был его собеседник.

— Я вообще не ожидала, что мне предложат обед, тем более такой роскошный. Люди, которых я приглашаю на интервью, обычно рассчитывают, что я их накормлю обедом. И вообще, как вы узнали, что я вегетарианка?

Разза сделал таинственный жест:

— Человек, способный так тонко понимать мое искусство, едва ли станет питаться телами мертвых животных.

Дженифер взглянула на Раззу Роба с искренним восхищением. Все шло так, как она и предполагала. Квартира в малопривлекательной муниципальной многоэтажке обернулась святилищем высокой культуры. За обшарпанной фанерной дверью этот малообщительный ипотечный брокер создал храм авангарда.

Сильнее всего Дженифер поразило полное несоответствие между сценическим образом Раззы Роба — подчеркнуто агрессивным зубоскалом, выкрикивающим непристойности, одолеваемым опасной, безответной похотью, — и тем спокойным, почти изысканным мужчиной, который впустил ее в дом.

На нем теперь не было покрытого блестками бандажа, одежда осенних бежево-коричневых тонов, лицо вне сцены было серьезным и задумчивым. Под жужжание диктофона он сплетал пальцы и глубоко и серьезно задумывался над каждым заданным Дженифер вопросом.

— Я бы сказал, что «возмущение» или «отвращение» в действительности существуют только в сознании зрителя, и было бы глупо пытаться просто взять и выделить все, что провоцирует подобные чувства. Кроме того, область сознания, которая наблюдает и оценивает подобные «сюжеты», сама хронически нагружена полным боевым снаряжением посторонних факторов.

Это то же самое, как если бы мы попробовали сделать точные измерения с помощью теодолита, при этом и мы, и объект измерения находились бы в постоянном движении. — Такой афоризм Разза Роб выдал в ответ на чуть более прямой вопрос Дженифер: «Скажите, Разза, как вы считаете, правы ли критики, говоря, что ваши нижепоясные шуточки вульгарны и грубы?»

Несмотря на сложные задачки, которые задавал ей этот дуайен непристойности, Дженифер не могла полностью сосредоточиться на словах Раззы и все время отвлекалась на великолепное убранство его квартиры. Потрясающе, как такую живопырку, где входная дверь ведет прямо на кухню, а комнаты идут по стороне тесного коридора, Разза Роб умудрился наполнить ощущением легкости и воздушности, создать атмосферу эстетического оптимизма. Стены, отметила Дженифер, были обтянуты стального цвета дерюгой, такую она бы выбрала для своего дома…

Нет, не то. Неправда все это. Хорошо, если б оно так все и было. Но тогда это был бы другой, более правильный мир.

— Ну и че, у тебя ебырь-то постоянный есть? — спросил Разза Роб.

Но вместо того чтобы ответить на вопрос, Дженифер как завороженная смотрела на рукава его пуловера, которые барахтались в лужице кетчупа, занимавшей половину его овального блюда.

— А знаете, здесь же дают вилки, — сказала Дженифер. Она так и не решила, что ужаснее: смотреть, как он ест, или отводить взгляд, зная, что он там делает.

— Вилки — перцы насаживать, ты это хочешь сказать? Её, её, её, её.

То, что гогот нижепоясного юмориста имел такую отчетливую половую окраску, показалось ей вполне уместным.

— Послушайте, Разза, я пришла, чтобы взять у вас интервью, так что давайте говорить о вашем шоу, а не о моей сексуальной жизни.

— А, ну да, но, понимаешь, тут ведь такое дело… ну, как это, я ведь типа шучу-то в основном про мохнатки, так? А у тебя вроде как… ну, есть эта…

— Мохнатка у меня есть. Ну и что из этого? — Но тут до Дженифер дошло, на что намекал этот свиноподобный шут.

— А, понимаю. Вы хотите сказать, что между наличием у меня гениталий и существованием вашего шоу имеется сложная неразрывная связь. И более того, сами пиздошуточки, то есть нижепоясной юмор, вне зависимости от его природы или происхождения имеет вполне достойную культурную мотивацию, так как помогает придать некую форму тому, что в противном случае было бы полностью искажено фаллоцентрическим дискурсом? Вы это имеете в виду?

— Ну, да, вроде, типа того.

Разза Роб злобно оглядел мясной ресторан. Какие бы грубости ни бросал он этой женщине в лицо, все они отскакивали от нее и повисали в воздухе, после чего она брала и лепила из них чудовищные разглагольствования. Она все время отрывалась от еды, чтобы накарябать часть из них в свой блокнотик.

Разза Роб разочаровал Дженифер, но и вполовину не так сильно, как она разочаровала Раззу Роба. Феликс Бронлоу, агент Раззы, готовил его к интервью: «Ты просто закидывай их своими пиздошуточками. Особенно женщин. Женщины в глубине души терпеть их не могут. А журналистки — эти ненавидят их больше всего. Помни — репутация у тебя должна быть сомнительная. Не забывай об этом. Чем больше людей ты обломаешь, тем лучше».

Однако Дженифер вовсе не собиралась огорчаться из-за какого-то сопливого ипотечного брокера из Грэйс-Таррок, который к тому же настоял на встрече в закусочной на Майл-энд-роуд. Но она же обозреватель рубрики «Эстрада» самого продаваемого в Лондоне журнала о развлечениях Get Out! Нет, она возьмет этот мусор и обратит его в золото. Ради этого она была готова даже польстить уродцу. Если будет надо для дела.

Разза снова попытался разыграть свой гамбит:

— А знаешь, зачем женщинам ноги?

Булл и Алан сидели друг напротив друга за игровым футбольным автоматом. Под стеклянной столешницей шныряли маленькие телевизионные игроки. Это был единственный столик, который смогла заполучить наша парочка в большом баре павильона де ла Ворр, все остальные были заняты. В огромном модернистском здании отеля проходила конференция, и участники толпились в просторном, как взлетная палуба авианосца, холле. Они стояли неровными рядами вдоль застекленной галереи лицом к морю и вглядывались в волны. Булл и Алан пили неважнецкое местное пиво, оба сгорали от вожделения.