В первом случае, без учета десятков и единиц, получался бы 6500 год, то есть 992 год н. э. Десятки и единицы сдвинули бы эту дату в XI век, что и «требуется». При этом в качестве десятков (а тем более единиц) подошла бы любая цифра, кроме 90 Ясно, что это — самый выгодный случай для помещения окончательной даты в XI век.

Второй случай был бы намного хуже. Если бы вторая цифра была 400, то без десятков и единиц получался бы 6400 год, то есть 892 год н. э. (6400–5508 = 892). Это намного «хуже» первого случая, поскольку для попадания окончательной даты в XI век теперь пришлось бы предъявить очень жесткие требования к цифре десятков. А именно подошла бы только цифра 90, изображаемая по-славянски буквой «червь» (Ч). Пришлось; бы немало повозиться с этой берестой, «натягивая» то, что там написано на букву Ч. Поскольку такой буквы там просто нет, рис. 53.

А.А. Зализняк и В.Л. Янин настаивают на первом случае. Но все-таки они не осмелились заявить, что церковно-славянская цифра 500, то есть буква «ферт» (Ф), действительно присутствует на бересте. Что же касается высказанного в [290:1] предположения, что все цифры на бересте СЛАВЯНСКИЕ, а только одна из них — САМАЯ ГЛАВНАЯ — почему-то оказалась ЛАТИНСКОЙ, то здесь надо сказать следующее. Поскольку, как уже было объяснено, все дело в этой и только в этой цифре, то предположение о том, что именно она взята из какой-то другой цифровой системы (например, латинской), полностью обесценивает «прочтение» этой даты. Ведь совершенно ясно, что, какая бы буква или цифра тут ни стояла, при желании всегда можно подобрать такую иностранную систему обозначений, в которой нужное вам прочтение этой цифры будет если не очевидным, то хотя бы допустимым. Напомним, что речь здесь идет не о четкой, каллиграфически выписанной дате, а о царапинах на бересте.

Спрашивается: похожа ли вторая цифра (двойка) на бересте на латинскую букву D, обозначающую 500? См. рис. 53. Строго говоря — нет. Но натянуть можно. Тем более что, по сути дела, эта натяжка будет иметь некоторый смысл. В самом деле, здесь стоит двойка. А мы уже видели, что в почерке XVIII века двойка писалась в точности как русская рукописная буква Д. Но русской Д как раз и соответствует латинское D. Рукописные формы этих букв, вероятно, были похожи.

Но тогда почему четвертую цифру надписи — точно такую же двойку — А.А. Зализняк и В.Л. Янин уже не прочли как латинскую D, то есть 500? Каким образом вместо этого они увидели в оставшейся части даты лишь церковно-славянское Л («люди») с цифровым значением 30? Ведь в букве Л всегда было только две черточки. А на бересте в этом месте их намного больше, рис 53. Неужели видим только то, что хотим? Но так можно «прочесть» здесь почти любую наперед заданную дату.

Итак, зададим теперь уже чисто риторический вопрос. Можно ли четко выписанную почерком конца XVIII века дату, означающую 1774 год н. э., отнести к XI веку? Нам представляется, что нет. Или по крайней мере очень трудно. Но знакомство с работой А.А. Зализняка и В.Л. Янина показывает, что при желании это делается легко. Мы столкнулись с ярким примером того, что, какова бы ни была дата на старинном предмете, выкопанном из земли, некоторые историки прикладывают максимальные (как в данном случае) усилия прочесть ее так, чтобы хронология Скалигера все-таки «подтвердилась».

Кстати, датировка бересты XI веком все же породила «проблему» в исторической науке.

«Находка сразу же породила проблему. Усадьба „Е“, где она была обнаружена, находится на древней Черницыной улице, которая получила свое название от некогда расположенною на ней девичьего монастыря св. Варвары. РАЗУМЕЕТСЯ, В ПЕРВОЙ ТРЕТИ XI в. НИКАКОГО МОНАСТЫРЯ ЗДЕСЬ БЫТЬ ЕЩЕ НЕ МОГЛО: самые ранние монастыри на Руси возникают лишь во второй половине XI в., а новгородский Варварин монастырь впервые упомянут в летописи под 1138 г., то есть более чем на 100 лет позднее нашей находки» [290:1], с. 202.

Итак, оказывается, что на том месте, где найдена береста, в позднейшие времена находился монастырь Св. Варвары. А на бересте как раз и изображена святая Варвара, рис. 52. Понятно, что береста была обронена здесь (или закопана), скорее всего, именно в то время, когда здесь существовал монастырь. Вероятно, он стоял там и в 1774 году, когда береста была покрыта надписями. И тогда все становится на свои места.

Возникает вопрос: почему на бересте проставлен именно 1774 год? И почему вообще там есть дата? Ведь на Руси обычно не ставили дат под изображениями святых. Конечно, ответы на этот вопрос могут быть самыми разными, и мы не предлагаем здесь окончательного решения. Однако трудно не заметить, что 1774 год — это в точности год разгрома Пугачева. Именно тогда по всей России развернулись жестокие преследования всех тех, кто поддерживал «мятежника» [941], с. 52, [85], том 35, с. 280. Масштаб этого события мы начинаем понимать только теперь, когда становится ясно, что разгром Пугачева был, скорее всего, не «подавлением крестьянского восстания», как нас учат в курсе истории, а военным поражением враждебного Романовым огромного русского сибирского государства XVIII века со столицей в Тобольске. На Западе это государство называли «Московской Тартарией», а самоназвание его было, вероятно, просто «Москва». См. раздел, посвященный нашей реконструкции событий «пугачевской войны» в [ХРОН4], гл.12. Таким образом, 1774 год был, по-видимому, годом крупнейшего перелома в русской и мировой истории. Перелома, болезненно коснувшегося всех слоев русского общества. Может быть, именно поэтому 1774 год и был записан на бересте под изображением св. Варвары. Повторим, что просто так обозначений годов под изображением святых обычно не ставили.

В заключение скажем несколько слов и о втором предмете, обсуждаемом в [290:1], — трехдощечной «Новгородской псалтыри». На ней, к сожалению, нет явных дат. По крайней мере, в [290:1] об этом ничего не говорится. Но датировка этих навощенных дощечек XI веком н. э., предлагаемая в [290:1], кажется необоснованной. То, что ее нашли в слое, датированном В.Л. Яниным «первой четвертью XI века» [290:1], с. 203, как мы уже убедились на примере бересты с датой 1774 год, ни о чем не говорит. Как и береста, эти дощечки вполне могут быть предметом XVIII века. Все примеры написания отдельных слов на этих дощечках, приведенные в [290:1], с. 206, встречаются и в рукописях XVIII века. Например, в старообрядческих. То же можно сказать и о почерке на дощечках, судя по фотографии в [290:1], с. 205. Ничего невозможного для XVIII века в этом почерке нет.

Кстати, любопытно само название таких дощечек, употреблявшихся, как считается, в «античные» времена. А также название особых палочек, которыми на таких дощечках писали.

«Кодекс содержит четыре восковые страницы, так называемые церы… Хорошо известно, что церы — навощенные дощечки — широко употреблялись для письма в древних Греции и Риме, а также в средневековой Западной Европе… Орудием письма на церах служили „стилосы“ — металлические или костяные стержни, заостренные для писания по воску на одном конце и снабженные плоской лопаточкой для стирания написанного на другом… Такие инструменты имеют ОБЯЗАТЕЛЬНУЮ ЛОПАТОЧКУ» [290:1], с. 202–203.

Итак, «античные», «древнегреческие» и «древнеримские» навощенные дощечки, на которых царапали буквы, назывались церами. А палочки, которыми «древние» греки и римляне (а также средневековые европейцы) эти буквы СТИРАЛИ, назывались СТИЛОСАМИ. Не странно ли, что оба эти слова идеально соответствуют русским словам ЦАРАПАТЬ или ЧЕРНОВИК в случае дощечек-цер и СТИРка или СТЕРка (СТИЛОС) в случае стёрок — стилосов. Напомним, что стилосом называлась не любая палочка для царапанья на церах, а только такая, которая имела на конце лопаточку для стирания написанного. По-русски она и сегодня называлась бы СТЁРКОЙ. Что касается перехода букв Р и Л друг в друга во многих словах, то примеров этого можно привести очень много. Например, название города Амстердам раньше писали как «Амстелдам», см. [ХРОН1], гл. 1 и т. п. Замена же Ч в Ц (черновик — цера) в так называемых цокающих говорах является просто правилом.