– И спрошу.

– Вот и спроси.

Они помолчали.

– А врач?

– А врач Мирославу осматривал в день перехода, – они понимающе переглянулись. – Хороший врач. И ходил сюда эти дни… Беспокоился. Я просто подумал, что удача на нашей стороне, раз врач пришел прямо под дверь и позвонил в нее тогда, когда особенно был нужен.

Берендей сел за стол, подпер голову кулаком. В дверях показалась Катя, строго посмотрела на них, но промолчала. Оба догадались: слышала.

Девушка молча подошла к чайнику, налила в кружку воды и так же молча удалилась.

– Чего делать будем? – Берендей проводил ее взглядом, когда она скрылась за поворотом, повернулся к Данияру – тот уже занял свое привычное место у окна.

Он видел, что поводыря что-то беспокоит: тот отводил взгляд, смотрел мрачно, а на Катю – Берендей не мог не заметить – виновато.

Данияр скрестил руки на груди, посмотрел рассеянно в окно.

– Надо смотреть эти «дощьки Изенбека»… Другого выхода не вижу, – проговорил. – У нас полтора дня. Потом карта Велеса сгорит. И…

Он хотел сказать про предупреждение и приказ Велеса не возвращаться, но осекся: стоит ли? Посмотрел на Берендея, опустил глаза. Главное – найти дневники Велеса; что делать потом Кате, он подумает позднее.

Берендей бесшумно встал, прошел к выходу, чтобы убедиться, что Кати нет и дверь в спальню плотно заперта, прикрыл за собой дверь в кухню:

– Как думаешь, опасность миновала? Ну, Флавий на нее не претендует?

Данияр, вспомнив слова Велеса, медленно покачал головой.

– Византия направила официальное требование… Не знаю, как ей об этом сказать.

– Может, словами? – Берендей встал напротив, скрестил руки на груди. – Она должна знать.

Данияр отвел взгляд.

– Для нее отец с матерью – единственная опора. Представь, что будет с Долей, узнай она о таком?

– Представь, что будет с ней, когда она узнает, что даже ты…

– Прекрати… Я птица подневольная, права голоса в делах государевых не имею. А в дела семейные тем более не могу соваться.

Берендей сверкнул глазами, усмехнулся зло:

– Ты ж поводырь и рожден Первозданным хаосом. Ты всё можешь. Если захочешь, конечно.

– Ослушаться не могу… – Данияр мрачно добавил: – Я слово дал.

Берендей вздохнул:

– Не тот путь ты избрал, дружище. Жалеть будешь… Потому что выбор, на чьей ты стороне, – он всегда за тобой.

Данияр усмехнулся. Посмотрел на Берендея искоса:

– А ты? Ты на чьей стороне?

Парень прищурился, улыбнулся белозубо, но неприветливо:

– Я уже свое слово сказал. Я с ней… Если надо, то и против тебя.

Данияр привстал:

– Ты берега не путай! – его взгляд стал темным, а в облике проступило что-то птичье, хищное.

Берендей смотрел на него, упрямо выставив вперед подбородок. Он был чуть ниже ростом, уже в плечах, но сейчас, когда привычная веселость сошла на нет, выглядел почти угрожающе.

В этот момент Катя толкнула дверь и зашла на кухню. Заметив напряжение между парнями, замерла.

– Вы чего?

Катя озадаченно переводила взгляд с одного на второго, пытаясь понять, что здесь только что произошло. Берендей повернулся к ней, спросил:

– Как Ярослава? – и, не дожидаясь ответа, сообщил беззаботно: – Пойду к ней, у меня важная миссия менять почаще повязку на лбу.

– Берендей, знаешь… – окликнул его Данияр. Тот остановился, посмотрел через плечо. – Я ведь тоже не противнее…

Парень понимающе кивнул и вышел из кухни, плотно притворив за собой дверь.

– О чем это вы? – Катя так и стояла у входа, держа в руках пустую кружку.

– Ярославе лучше?

– Да, жар спал… Я таблетки дала, мазью обработала спину и ноги. Надеюсь, к утру станет еще лучше… Так о чем вы спорили?

– Тебе показалось, – Данияр решительно подошел к столу, сел и положил перед собой руки. – Я обдумывал, что будем делать дальше, как забрать дневники твоего отца.

Вот таким – резким и собранным, чуть мрачным и немногословным – он ее особенно настораживал.

Она опустилась на стул напротив.

– Нужно идти за книгой, которая упоминалась в связи с Изенбеком, – проговорила она. – Возможно, это упоминание окажется действительным и приведет нас к бумагам. Или, как ты предполагаешь, к их копиям.

Данияр кивнул.

– Мы ведь знаем, где его искать.

– Но, если верить статье, – вспомнила Катя, – он был очень нелюдим и дощечки эти никому не показывал…

Данияр усмехнулся:

– Ну, готов поспорить, что нам он их покажет.

Катя посмотрела на него с сомнением:

– И как будем действовать?

– Воспользуемся картой, начертанной Велесом. Встретимся с Федором Изенбеком и взглянем на его «дощьки», если они вообще существуют.

Слушая поводыря, Катя незаметно изучала его профиль: высокие, четко очерченные скулы, решительно сомкнутые губы.

– Ты же понимаешь, что он под наблюдением? – возразила она. – Что бы у него ни было в руках – дневники отца, копии или просто их имитация, – он преподнес это как реликвию. За ним приглядывали секретные службы и институты всех европейских стран, даже Аненербе. И опять же, если мы сомневаемся, что книга у Изенбека, стоит ли тратить на нее время и один из переходов, за который ты должен заплатить кровью?

Данияр посмотрел на нее с усмешкой, встал, поправил футболку.

– Никто не знает наверняка. Если книга у Федора Изенбека, это самая легкая добыча. Если ее у него нет, то нам останется только один путь… Но мне он не нравится, поэтому я даже озвучивать его не хочу.

Катя посмотрела на шкатулку.

– Единственный путь – это перехватить вора сразу, едва он вошел в переход. И не позволить ему украсть дневники.

Данияр покачал головой:

– Наша цель – поймать его с поличным, чтобы представить твоему отцу оружие и доводы в споре с Византией. Не забывай о том, что вор появился не сам по себе.

Катя перевела на него взгляд, чутко уловив фальшь в обычной фразе. Нахмурилась.

– Я следую за тобой. Но мне все больше кажется, что ты ведешь меня не к цели, а от нее, – она встала и вложила руку в его ладонь, посмотрела с вызовом.

Данияр долго держал ее руку в своей, поглаживая костяшки девичьих пальцев. Когда он поднял на нее глаза, она прочла в них тепло и решимость.

– Я не подведу тебя, царевна, – прошептал он.

И, подумав, поднес ее руку к своим губам и поцеловал, будто присягая на верность.

* * *

Их снова обнял водоворот, сдавил легкие, наградив шумом в ушах и головокружением. Но в этот раз Данияр почему-то не сводил с нее глаз, а Катя отводила их и, досадуя, чувствовала, что краснеет и ничего с этим не может поделать.