В тот краткий миг, когда Сан задержался на краю огненного сада, амазонка вдруг осознала, что жадное пламя сместилось вслед за ним, а значит, весь этот кажущийся хаос направляют люди или даже один человек. За мгновение до своего рывка Летта увидела лицо смуглого мужчины, покрытое бисеринками пота, приникшего глазами к непонятной черной трубе, выходящей из стены, и быстро делающего какие-то движения невидимыми руками.

Время замедлило свой бег, и Летта с удивлением почувствовала, что в долгое мгновение после очередной струи можно видеть и слышать во все стороны. Можно спокойно засечь щелчок заслонки и, перегруппировав тело, с восторгом наблюдать за медленным и стремительным потоком огненного великолепия, радостно вырастающего в образовавшуюся пустоту и разочарованно гаснушего в тихо звенящем воздухе. А еще маленькая воительница вдруг осознала другую возможность. Она снова попыталась увидеть лицо смуглого человека, управляющего заслонками. И когда ей это удалось, она просто остановила его руки.

Бешеный вой остервенелого пламени мгновенно стих. Летта замерла в гулкой тишине сумрачного коридора, осторожно вдыхая жаркий сухой воздух, насыщенный опасностью и ожиданием. Она смотрела в невидимую точку мира, через которую пытались пробиться к рычагам отчаянные волевые импульсы «управляющего». И она удерживала эти импульсы без усилий, без суеты, мягко, но неотвратимо. Огонь умер, зажатый в могучие тиски энергии высшего порядка, и восхищенный Сан медленно поднял правую ладонь к груди, оттеняя эту сцену монолитной покорностью могучих плеч и почтительным благоговением склоненной головы.

Летта переступила белую черту и ласково положила руку на плечо друга, снова поражаясь несоизмеримой силе, таящейся в глубине его обычного на первый взгляд тела.

— Надо идти дальше, — проговорила она, и огненные струи за ее спиной взметнулись в зенит ослепительным салютом освобожденной мощи.

— Да, госпожа! — Сан уступил ей дорогу, то ли продолжая играть, то ли всерьез награждая свою подругу высокородным титулом. — Нас ждет Металл. — И он несколько раз рассек мечом горячий воздух туннеля.

Затем, закрыв глаза, сатвист на мгновение поднес к лицу волшебный клинок. Его высокий лоб прикоснулся к центру тяжести, помеченному маленьким драконом сжимающим в пасти рубиновую жемчужину. «Действительно, нужно успокоиться», — подумала Летта и, повторив движение друга, поднесла трезво-холодное оружие к разгоряченному лбу.

Меч мгновенно выпил из переполненной гордостью и торжеством души всю эмоциональную накипь и обнажил кристальную гладь Истинного Восприятия. Зеркало бесстрастно отразило следы отхлынувшей волны, и Летта невольно ужаснулась страшным изменениям, происшедшим в ее организме под влиянием, казалось бы, положительных эмоций победившего воина. «Чтобы все чувствовать, умерь чувства. Чтобы принимать правильные решения, перестань думать», — возникла в сознании мысль Сана. В воздухе неожиданно появился аромат терпкого напитка из сухих зеленых листьев, который сатвист готовил по вечерам в сложном медном приспособлении на трех ножках.

— Чань ши ча, — непонятно произнес Сан и тихо пояснил: — «Медитация имеет вкус чая».

Они двинулись по коридору, и тусклые огни светильников заскользили вдоль двух клинков, взрезающих гулкое, затаившееся пространство.

Лэйм

Лагерь восставших

Ночь

Ксана сидела в неудобном жестком кресле и смотрела мимо Олега широко раскрытыми печальными глазами.

— Скажи, как случилось, что за весь месяц я не смогла понять совершенно очевидную вещь: ты и один из главарей бунтовщиков Оле-лучник — одно и то же лицо?

Юноша разомкнул упрямо сжатые губы:

— Я оберегал тебя от этого знания.

— Ты боялся, что королевская дочка не станет встречаться с разбойником и убийцей?

— Я и сейчас не сомневаюсь в этом. Но я ни тот и ни другой.

— А кто ты? Сколько у тебя имен, сколько обличий? От какого еще знания ты оберегаешь тех, кто любит тебя? Ну, пусть не сразу, не в первый день… Но ты должен был сказать мне все!

Олег молчал, безуспешно пытаясь поймать ее взгляд.

— Да, я по-прежнему слышу твои мысли, но прошу, говори словами! — В голосе Ксаны слышались близкие слезы. — Стоит только обнять тебя, и никаких вопросов не остается. Но ты уходишь, и они возникают снова!

— Я боялся разрушить волшебную сказку, в которую мы сумели поверить.

— Любовь принцессы и странствующего менестреля? — горько проговорила Ксана. — Похоже на заголовок глупого голливудского фильма…

— Как ты сказала? — Олег наконец поймал взгляд девушки.

— Фильма… — Ксана удивленно замолчала. — Я не знаю, что значит это слово!

— И я не знаю. Но со мной такое тоже случается. Слова, стихи, музыка… они приходят издалека, и я не могу отделить свое от чужого. Думаю, в нас обоих спрятано некое иное знание и другое обличье. И нам не дано знать, когда они откроются и что после этого будет.

— Мне страшно. — Ксана подняла колени к подбородку и обхватила их руками.

— Я с тобой, родная. — Олег легко поднял на руки сжавшуюся девушку.

— Обещай больше никогда не обманывать тех, кого любишь, — обиженным детским голосом проговорила принцесса, обвивая руками его шею. — Не может быть счастья, построенного на лжи. И любовь нельзя заслужить обманом!.. А теперь поцелуй меня! Мне кажется, что это — наша последняя ночь вместе…

— Почему такая безысходность? Я дрался в сотне схваток, больших и малых, и до сих пор жив.

— Я чувству-ю… — по складам сказала Ксана и прижалась отчаянными ищущими губами к его губам.

Все в мире было не так.

Ксана неожиданно для себя осознала, что в последний месяц просто выпала из реальности. Их с Олегом любовь превратила мир в заповедник чудес, в царство радости и счастья. В нем не было и не могло быть жестокости и убийства, ненависти и боли.

А на самом деле все это было.

Ксана вдруг с ужасом осознала хрупкость человеческой жизни.

Она обнимала родное, сильное тело Олега и чувствовала его уязвимость. Это было ужасно, но она физически ощущала, как легко вражеское оружие может открыть дорогу потоку горячей крови, рвущейся из сердца. Она впервые почувствовала, как хрупки человеческие кости, как мягка и податлива кожа и как просто все это перемешать и выдавить наружу то, что за всем этим стоит.

В отчаянии она пыталась прижаться к любимому как можно крепче. Слезы, струящиеся из глаз, заливали лицо, и поцелуи впервые были не сладкими, а солеными.

Олег целовал ее щеки, лоб, глаза и шептал что-то успокаивающее. Постепенно смятение улеглось, шум в ушах погас, и отчаяние и страх уступили место тишине. Ксана лежала, тесно прижавшись к Олегу, теплому и родному, лежала, вслушиваясь в его мысли, впитывая его чувства, запоминая его запах, биение пульса, ритм дыхания.