Сталкер на последних словах захрипел и упал на пол. К нему немедленно подбежали другие сталкеры, подхватили под руки и потащили прочь из бара.

Иван Иванович, дождавшись, когда сталкера унесут прочь, аккуратно промокнул салфеткой губы и вышел из бара.

— Вот же урод, — сказал Шип, который все это время тоже наблюдал за истерикой Урала.

— Да просто нервнобольной этот Урал, — сказал Вадим.

— Да раньше нормальный он был, что-то с ним сегодня такое… — ответил Шип и сосредоточился на еде.

Через полчаса, покончив с ужином, Шип с Малаховым обустраивались в комнатушке, которую раньше использовали для хранения какого-то инвентаря. Вдоль стены стоял двухэтажный стеллаж, переделанный под нары, и старый сундучок, видимо, тумбочка и стол одновременно. Но на комфорт в Зоне никто не рассчитывал. Окно было затянуто густой решеткой из прутьев толщиной в палец.

— Ну что завтра? Ты подумал о маршруте? — начал рекогносцировку Малахов.

— Склады, естественно, до них тут недалеко. Но вот что там будет, я не знаю, — ответил, позевывая, Юрий.

— Опять будут ловить-сажать-допрашивать? Это становится нашей доброй традицией в Зоне.

— Не надо грязи! — обиделся Шип. — Там «Свобода», они нормальные ребята, я с ними знаком. Так что… Ну за полдня мы справимся, а что дальше? Сразу на Радар переть, на ночь глядя? Ой, не нравится мне это… Ну, ладно… завтра решим.

Следующий звук, который издал Шип, был жизнерадостным храпением.

Но Вадиму не спалось.

Там, где выступ холодный и серый

Водопадом свергается вниз,

Я кричу у безмолвной пещеры

«Дионис! Дионис! Дионис!»

Утомясь после долгой охоты,

Запылив свой пурпурный наряд

Он ушел в бирюзовые гроты

Выжимать золотой виноград…

Дионис! На щите золоченом

Блеклых змей голубая борьба.

И рыдает разорванным стоном

Устремленная в небо труба…

И на пепел сожженного нарда,

Опьяненный, я падаю ниц:

Надо мной голова леопарда,

Золотого вождя колесниц!..

О, взметните покорные руки

В расцвеченный Дианой карниз!..

Натяните упорные луки —

Дионис к нам идет, Дионис!

В облаках золотисто-пурпурный

Вечер плакал в туманной дали…

В моем сердце, узорчатой урне,

Светлой грусти дрожат хрустали.

1915

Эдуард Багрицкий

Утром, наспех перекусив пайком, Малахов со сталкером покинули бар. На прощание бармен, которого вчерашнее приключение изрядно развеселило, дал завернутые в газету бутерброды с салом. Как презент от заведения.

Утренняя промозглость мало отличалась от дневной. Зона в раннем сумраке дремала, ничем не нарушая свой покой. Привязавшаяся за путниками слепая собака трусила шагах в двадцати сзади, не решаясь приблизиться. Малахов в конце концов бросил ей кусочек хлеба. После этого за ними топали уже три собаки.

— Говорил же я, ты не в меру сердобольный, — пробурчал Шип. — Ведь так ты скоро стаю соберешь. И что тогда? Они же в толпе звереют.

— Ну, это надо, чтобы ими кто-нибудь руководил, я правильно понимаю? — спросил Малахов.

Сегодня кидать гайки было его обязанностью, и делал он это в отличие от Шипа аккуратно и осмысленно, провешивая путь с точностью до сантиметра, обходя подозрительные места.

— Ну, вот и склады. Как-то мы быстро дотопали, — сказал Шип, увидев показавшиеся из-за деревьев ангары.

Собаки, внезапно переполошившись, ринулись в ближайшие заросли.

— Что, идем сдаваться? Может, сразу руки поднять, чтобы не стреляли? — Малахов уже не верил, что где-то в Зоне их могут встретить спокойно.

— Да нет, все нормально. Ты не вылезай вперед, да? Я уж тут сам разберусь, потом ты подходи. — Шип пошел чуть быстрее, нарочно оставляя Малахова на пару шагов позади себя.

Сталкер подошел к воротам, ведущим во двор перед громадными ангарами, и стал стучать кулаком. На очередной удар входная створка внезапно распахнулась, и Шипу, полетевшему в открытые ворота по инерции, кто-то изнутри заехал в лоб прикладом автомата.

«Твою мать!» — только и успел подумать Малахов, прежде чем удар по затылку отправил его в небытие.

Сознание вернулось от того, что что-то холодное давило на лоб. Когда Вадим смог уже полностью оценивать обстановку, он понял, что не на лоб давит холодное, а он, лежа на бетонном полу, упирается лбом в холодный камень. Руки и ноги не связаны. Вокруг царил тревожный полумрак. Впрочем, полумрак, подумалось Вадиму, в Зоне везде. Малахов с трудом сел. Голова болела сильно.

— О, очухался, — раздался голос Шипа.

— Да, блин, очухался. Хорошие у тебя тут друзья, блин. Что ты, на хер, за сталкер? Меня за всю жизнь не вязали, не сажали и не били по голове столько, сколько за последние дни! — Малахов был в бешенстве. — Что теперь? Сейчас опять допросят, расстреляют и дальше отпустят?

— Вот только не надо грязи! — пискнул Шип. — Пока я с тобой не связался, у меня проблем не было!

— Да ну тебя в жопу. Ты хоть знаешь, где мы? — Малахову не хотелось сейчас спорить с Юрием. У него болела голова.

— Где, где! В Караганде! — злобно ответил Шип и плюнул на пол. — В ангаре армейском! Прямо в том, что напротив входа. Мне хоть и дали в лобешник, но я в отличие от мягких горожан не падал в обморок. Следил! Затащили в ангар. У них там предбанник большой, вроде как офис или хрен его знает что. Затащили и кинули и тебя, блин, как мертвого, и меня в кладовку. Вон можешь посмотреть. Теперь сидят и водку пьют. Свобода у них! Я им, бля, свободу на баррикадах устрою!

Вадим подошел, покачиваясь, к той щели между дверью и косяком, на которую указал Шип. И вправду было видно помещение, что-то вроде подсобки на входе в ангар. Видимо, давным-давно хозяева этого ангара отделили от основного складского помещения два помещения площадью с десяток квадратных метров для обслуги или завхоза, построив две стенки из стальных листов. Так и получилось, что длиннющий ангар начинался двумя маленькими каморками. Во второй находились пленники, а в первой за столом сидели несколько человек и вправду пили. Громадная бутылка, от одного вида которой Малахова передернуло, стояла на столе со скромными закусками, разложенными на газете.

— Ерунда это все, — сказал Малахов.

— Ты о чем?

— Ты ангар тот видел? Сколько в нем метров в длину?

— Двести минимум, а потом посередине еще какие-то ответвления.

— А теперь подумай, вот перед нами метров десять ангара, у нас метра два в нашей камере. А остальное где? Ты говоришь, хорошо знаешь эти места. Там с другой стороны ангара есть выход?