– Это я, – сказала Ксюша.

– Ксюша! – он явно обрадовался. – Как ты?

– У меня жених сбежал из-под венца! – начала Ксюша с самого обидного.

А потом продолжила – уже сплошным потоком – и про цирконий, и про Интерпол, и про чилийских и китайских невест, и на этом месте Андрей стал хохотать. И она, хотя ей было очень себя жалко, не могла не зайтись таким же, как у него, звонким смехом. И так заливисто ей смеялось, что аж слезы текли по лицу, а полицейский смотрел на нее с испугом, думая, что у потерпевшей истерика.

– Ладно, – сказал, отсмеявшись, Андрей. – Согласен. Сваха из меня никакая. Буду отмаливать грех. Давай приезжай. А то я уж без тебя, дурочки, соскучился. Едешь?

«Ты меня любишь?» – хотелось спросить Ксюше. Но это был «неправильный» вопрос.

– Еду, – ответила она.

– Тогда бегом собирай чемодан и дуй в аэропорт в Ницце, – перешел на деловой тон Андрей. – Оттуда каждый час самолеты в Париж. Либо успеешь на прямой рейс в Питер, либо через Москву. Но через Москву умаешься. Так что сейчас же трубку положила и бегом! Я зарезервирую билет из Парижа.

Господи, как ей сразу стало хорошо! У них все продолжается. Все как обычно – он о ней заботится, они – вместе!

– Я люблю тебя, – хотела было сказать Ксюша, но этого тоже было нельзя.

Она бы крайне удивилась, что, стоя с непокрытой головой посреди заснеженного Литейного, Андрей хотел произнести те же слова. Но вместо этого просто нажал отбой.

Еще через восемь часов самолет с Ксюшей наконец приземлился в Пулково. Было уже темно. И очень холодно. Ксюша забрала чемоданы и вышла в зал ожидания. Андрей уже был там – все такой же элегантный и насмешливый. И Ксюша бросилась к нему, оставив чемоданы одиноко стоять на выходе. Долгий день ее незадавшейся свадьбы закончился. И закончился правильно. В объятиях ее жиголо.

Да, и последнее. Андрей Ксюшу не обманул. Все, глядящие на эту парочку, думали – как же они подходят друг другу. Эти, черт их побери, влюбленные красавцы.

– Скукотища, – уныло сообщил Константин морю, и ему показалось, что магнолии под балконом одобрительно закивали своими дурманящими цветами. Он вернулся в номер и полоснул взглядом по спящей добыче, силясь вспомнить, как же ее зовут. И почему только они вечно выдумывают какие-то громоздкие псевдонимы, будто несколько затейливых слогов в собственном имени могут придать значимости? В последнее время Жозефины, Джульетты и Ариадны… (Ах да, Ариадна!) встречались на его пути гораздо чаще Зин, Юль и Ань. И что интересно, их жеманные улыбки и неприкрытое желание нравиться раздражали его. Куда подевались загадочность, девичья стыдливость и мягкое кокетство? Современные девицы, выпрыгивающие из собственных трусиков чуть ли не раньше, чем кавалер обратит на них взор, отнимали сомнения в исходе игры, лишали победителя наслаждения, а главное, забирали у него самое ценное: чувство полного удовлетворения от блестяще разыгранной партии.

Он растянулся рядом со своим вчерашним приобретением, попытался снова заснуть, но тоскливые мысли о потраченном впустую отпуске назойливо вертелись в курчавой голове со следами уже наметившихся залысин. Никогда еще Коктебель не обходился с ним так жестоко. За пятнадцать лет ежегодных визитов каждая поездка в конце концов вознаграждала приятными воспоминаниями об очередном разбитом сердце. Да, ему было о чем рассказать и чем похвастаться. Он считал себя большим знатоком женской психологии, способным расположить к себе любую даму. Чем недостижимее казалась цель, тем больший интерес он испытывал.

Он и сам не смог бы однозначно ответить, что интересует его больше: процесс или результат. Наслаждение, которое он получал в постели с очередной жертвой, в полной мере соответствовало удовольствию от выбора мишени, разработки плана и той блестящей актерской игры, которой требовало приведение этого плана в действие. Режиссуре своих любовных похождений он предавался самозабвенно, считал себя мастером эпизода, не упускающим ни единой хоть сколько-нибудь значимой детали для ловкого опутывания сетями наивных дурочек. Опыт подсказывал, что для большинства особей хватит обыденного давления на жалость, ибо основная масса этих длинноногих, фигуристых организмов обожает опрокидывать на обиженных судьбой ушаты нерастраченной нежности. Однако слезливые истории о потерянной любви, смертельной болезни и непролазном одиночестве, безотказно действующие на загорающих дамочек, претили ему своей предсказуемостью. К тому же он охотился за признанием, в собственных глазах был героем, а герой, уж конечно, достоин чего-то гораздо большего, чем сочувствие. Археолог, приехавший прямиком из египетской экспедиции, завоевал восхищение студентки исторического факультета; педиатр, не позволяющий детям тоннами поглощать мороженое, – восторг у матери-одиночки. Он вдохновенно перевоплощался в самые разные личности и с удовольствием проживал их жизни.

А что теперь? Куда катится мир? Женщины готовы идти за кем угодно, посулившим им желаемые земные блага. Мечты, конечно, у всех разные, но достаточно одного взгляда, чтобы понять, грезит она о шести сотках в Подмосковье или об английском газоне на Французской Ривьере. Первые согласились бы пойти за ним на край света после парочки дежурных комплиментов, вторым хватало взятой в аренду машины с водителем, ужина в дорогом ресторане и постоянных «деловых» переговоров по телефону с воображаемыми собеседниками.

Константин трезво оценивал возможное отношение к его поведению. Без сомнения, многие назвали бы его обыкновенным бабником, причем наихудшим представителем этой породы. Но если бы это было так, его бы нимало не расстроила наметившаяся тенденция к всеобщей женской доступности, а он грустил и даже страдал. Сам он себя считал коллекционером и жаждал пополнения своих богатств раритетными экземплярами, охота за которыми доставляла истинное наслаждение. Теперь же процесс ухаживания занимал… Сколько же он занимал? В среднем от двух часов до двух дней. Года три назад была, правда, одна мадам, которую он умасливал неделю, но и тогда не удалось ощутить восторга от пойманной в сети добычи. Как раз в тот момент, когда он размышлял, какая из его придумок заставила-таки ее пойти на попятный, женщина смущенно проворковала ему в подмышку, что «ребенок будет у бабушки еще два дня, и поэтому…». И поэтому все сразу встало на свои места: подняться к нему в номер все это время мешало не отсутствие желания, а наличие в крови обыкновенного материнского долга.

Проклятая демографическая ситуация, заставляющая женщин радоваться контакту с любым, даже самым убогим самцом, вызывала в нем все большее беспокойство. Глядишь, в следующий приезд и вовсе не придется предпринимать каких-либо шагов: женщины сами будут знакомиться, спрашивать телефон и номер комнаты, записываться на прием, а то и очередь живую организуют прямо на пляже.

От собственных мыслей Константин брезгливо поежился и, поддавшись внезапному порыву, обнял сокровище с именем Ариадна просто из благодарности, что она продержала его на расстоянии чуть дольше суток. Клубок конечностей под его рукой томно пошевелился.