Поистине гробовая тишина повисла в кают-компании. Ох, как не хватало посреди этого молчания звонкого и бодрого голоса Клифа! Признанный лидер нового поколения, он никогда не раздумывал подолгу. Если предлагался выбор, сражаться или выжидать, Клиф неизменно останавливался на варианте боя – не важно с кем и за что. Но теперь этого отчаянного горячего парня больше не было с ними – он погиб на последней войне от рук флибустьеров. А еще более юный Гриф, в известном смысле занявший место погибшего товарища, несмотря на свой возраст, отличался редкой для пиррянина рассудительностью и выдержкой. Он любил вспоминать, как еще в восьмилетнем возрасте охранял и обучал Язона, впервые попавшего на Мир Смерти. Гриф и теперь был прекрасным телохранителем и отлично умел натаскивать новичков. А вот принять быстрое эмоциональное решение – это было не по его части. С выводами он никогда не спешил.

В общем, ненормальная какая-то сложилась ситуация. Никто не осмеливался первым нарушить напряженную, мрачную тишину кают-компании. Конечно, пирряне не хотели помогать наркодельцам. Спасать от гибели мир, который сам несет страшную медленную смерть многим сотням других миров – это казалось безнравственным. Но, с другой стороны, бросить на произвол судьбы ни в чем не повинных людей в то время как никто, кроме пиррян, не способен помочь – такое тоже было выше их понимания. И вообще, не вступить в бой, когда тебе брошен вызов, когда бой, по существу, уже начался, расписаны роли, подсчитаны резервы, оценены все возможности! Разве это по-пиррянски – сложить оружие перед врагом на основании какой-то абстрактной морали? И все же. Мораль-то получалась не такой уж и абстрактной: на моналойских плантациях гибли люди. Нечеловеческие условия работы уносили больше жизней, чем раскаленная лава во время извержений. Так что Крумелур и его дружки-фэдеры, безусловно, являлись преступниками. В чем-то они были пострашнее космических пиратов. И значит,,, что же? Придется рисковать собственной жизнью, защищая хладнокровных убийц и их человеконенавистническую систему? Правильно ли это? Конечно, нет. Но… И так далее.

Мысли каждого из присутствующих вращались по этому замкнутому кругу. Еще немного, и чей-нибудь мозг обязательно перегрелся бы от неразрешимого парадокса. Взрыв назревал со всей неизбежностью, когда в центре зала поднялась Мета и решительно объявила:

– Послушайте меня! Вы считаете, что побеждая монстров, мы будем помогать наркодельцам? А я думаю – нет. Тысячу раз нет! Мы будем помогать всем жителям планеты. И потом. Мы подписали контракт, мы увлеклись этой работой, наконец, мы просто уже успели возненавидеть новых врагов. Неужели у вас достанет сил снарядить корабли и лечь на обратный курс, ничего не доведя до конца? Лично я – остаюсь. Мы обязаны победить этих монстров. Ведь пирряне никогда не отступают. Вот и все. А по поводу наркотиков, давайте так: одолеем монстров, тогда и с этими разберемся, с фэдерами и прочими местными уродами.

Женская логика победила. Она оказалась строже мужской на этот раз. И одобрительный гул многих десятков голосов стал ответом Мете. Ну, а когда выяснилось, что Керк и Рес изначально придерживались примерно такой же точки зрения, дальнейшее обсуждение вообще потеряло всякий смысл. Многие начали коситься на Язона – ждали от него традиционно парадоксальных возражений или хотя бы оригинальных дополнений.

Но Язон не оправдал надежд. Он, правда, еще не торопился хоронить себя на Моналои, но сражаться намерен был все-таки именно здесь. В общем, подводя итог, добавил от себя очень немного.

– Помните, – сказал он, – мы обещали Крумелуру и прочим фэдерам сохранить тайну их планеты? Письменно подтвердили, что будем молчать обо всем, что здесь увидим. Так вот: я намерен сдержать данное слово. Не стану я никому ни о чем рассказывать. Я с ними сам разберусь без всякого Риверда Бервика, Специального Корпуса и Лиги Миров. Согласны?

– Конечно, согласны, – кивнул Керк.

И тут же напомнил:

– Но я согласен с Метой. Делать надо все поэтапно. И первыми у нас на очереди – монстры.

Конечно, у Язона было свое, отдельное мнение по поводу всего происходящего на Моналои. Он как раньше, так и теперь не считал, что победа над монстрами – это именно первоочередная задача. Никто не спорит, очень заманчиво решать все проблемы строго по порядку, не отвлекаясь, не разбрасываясь. Но в жизни так не получается. Потянешь вроде всего за один кончик, развязывая нехитрый узел, а вытаскиваешь вдруг целый огромный клубок безнадежно перепутанных проблем. И решать их приходится параллельно, то есть все сразу и даже в комплексе друг с другом.

А после разговора с Экшеном ситуация только еще сильнее осложнилось. Какое уж там последовательное рассмотрение и поэтапная реализация! Битва на Моналои все больше напоминала Язону сеанс одновременной игры в шахматы. Причем на каждой доске партия-блиц: сделал ход и бегом к следующему. И нельзя ничего забыть, ошибки – не допустимы, и часы оглушительно тикают, напоминая о сжатых сроках, да еще эти подлые игроки почему-то не каждый за себя, а все вместе – против Язона. Они за его спиной шушукаются договариваются о чем-то и вероломно меняют правила по ходу игры. Ну, действительно где это видано, чтобы на одной не слишком густонаселенной планете в одно и то же время существовало столько различных классов, каст, категорий, организаций, разноязыких групп – и все со своими плохо стыкующимися интересами. Вдобавок вся эта веселая компания давно и основательно отравлена сильнодействующим наркотиком. И до смерти перепугана появлением какой-то нечисти из раскаленных недр. Но и это оказалось не все.

Экшен приготовил дополнительный сюрприз. «Все это придумал Солвиц!» – орал он еще тогда на плантации. Случайно такое имя в голову не придет. И вот теперь с упорством, достойным лучшего применения, Экшен требовал сугубо конфиденциального разговора. Конечно, условие было принято, и в какой-то момент Язон был вынужден согласиться, что да, пожалуй, кроме него, никто другой и не стал бы выслушивать Экшена так долго и так внимательно. Любой пиррянин, даже например, прекрасно образованный и умеющий трезво мыслить Бруччо, счел бы рассказы искалеченного фэдерами человека болезненным бредом, результатом многочисленных побоев и длительного воздействия чумрита вкупе с прочей дрянью. Быть может, еще только Арчи Стовер, сумел бы так же, как и Язон взглянуть на все философски. Но Экшен не был знаком с выдающимся юктисианским ученым и предпочел откровенничать только со своим молочным братом.

Часа полтора ходили они по полям вокруг пиррянского лагеря. Экшен патологически боялся подслушивания и подглядывания, хотя из всего им изложенного естественным образом вытекало, что от главного врага все равно никуда не спрячешься. Короче, с логикой было у него уже не все в порядке. Очевидно, мозг Экшена в какой-то степени действительно повредился от пережитого, но – что поделать? – многие принципиально важные вещи мог сообщить Язону только этот несчастный человек.

И вот что он рассказал.

Начал, как говорится от Адама, но Язон вынужден был признать, что это правильно – иначе многое из дальнейшего понималось бы с трудом.