Что говоришь? О, нет, дружок, лестницы, даже тайные, стали бы слишком большим соблазном для моей упрямой дочери! Я придумала кое-что получше! У окошка, под самой крышей, вмурован был в каменную кладку добротный дубовый штырь, толщиной в потолочную балку. Стоило Летис распустить свои косы, что к тому времени длиной доросли уже как раз до подножия башни, обвязать их вокруг того штыря, да спустить вниз, и я без труда могла подняться по ним, чтобы обнять и утешить мою девочку, да накормить её чем-нибудь вкусным.

Теперь, когда Летис была в безопасности, надёжно укрытая от чужих глаз в дремучей чаще, сама я могла чаще выходить из лесу, не опасаясь более оставить мою крошку одну. Уж в башне-то с ней никакой беды не могло приключиться! По крайней мере, так я думала… Эх, знала бы я тогда, как ошибаюсь! Ну, да обо всём по порядку, верно, приятель?

Так вот, как я и говорила, хоть лес нас с дочерью исправно кормил и скрывал, были вещи, которых в нём при всём старании раздобыть никак не удалось бы, например, полотно для платья, или пряжу из доброй овечьей шерсти, хлеб, горшки, железные ножи да прочие мелочи, которые нетрудно было выменять в ближайших селениях на шкурки, орехи, грибы или свежую дичь. Там же порой находились и нехитрые подарки для Летис – глиняная игрушка, простенькое бронзовое колечко, цветные бусины, лента для волос – я всегда выбирала что-нибудь особенное, дабы порадовать мою милую девочку. А после того, как она переселилась из хижины в башню, стала выбирать для неё гостинцы с ещё большим усердием. Очень уж мне хотелось видеть её счастливой да весёлой, как прежде.

Однако я не могла не замечать, как печальна моя малышка, с каким отчаянием и какой жаждой глядит она вдаль из оконца своей башни, какой тоской полны протяжные песни, что распевает она, сидя за шитьём. всех моих усилий, всех лакомств и подарков недоставало, чтобы заменить Летис свободу. Я знала о том, но надеялась, что однажды она всё поймёт. И не уставала напоминать ей о своей любви.

Так промчался год, а за ним второй и третий, Летис, казалось, совершенно успокоилась, освоилась в новом жилище и свыклась с новой жизнью. По крайней мере теперь, всякий раз, как раскидывала я бобы или потрошила птицу, гадание неизменно показывало, что девочка довольна, даже счастлива.

Каждый день на рассвете я принималась за стряпню, а как только солнце поднималось высоко, собирала корзину всякой всячины и отправлялась к башне Летис. Там я окликала дочь по имени, а она спешила спустить свои косы, чтобы помочь мне взобраться к ней вместе с приготовленными яствами да припасёнными подарками. Вместе мы проводили прекрасные часы, беседуя за рукоделием, сочиняя новые способы уложить и украсить волосы Летис, тихонько распевая старые песни да рассказывая истории. Разумеется, только безопасные!

Никаких россказней о великой любви, приключениях да героях! Если уж в моём рассказе кто и покидал отчий дом, добром это для него не заканчивалось. Уж поверьте, я не собиралась забивать дочери голову всяческой чепухой! Нет, моей задачей было дать ей усвоить, что мир за пределами башни – место крайне небезопасное. Что же касается любви, то о ней я и думать не желала! Хватало мне того, что девочка в моё отсутствие вволю наблюдала за птахами да зверями, а после изводила меня расспросами принято ли у людей заботиться о паре как у горлиц. В такие минуты мне хотелось замуровать и то единственное окно, что было в башне!

Однако в целом дочь вела себя примерно, так что, тревога моя потихоньку утихла. Дошло до того даже, что время от времени я стала выбираться на деревенские ярмарки, а это означало оставить Летис одну на чудовищно долгий срок. Шутка ли сказать, полтора дня и ночь! Добро, если удавалось вернуться раньше, но всё равно каждый раз сердце у меня было не на месте. И, как оказалось, не зря!

Да, приятель, ты снова прав! Воистину, кого боги хотят наказать, тому даруют строптивое дитя! Не удалось мне уберечь дочь, несмотря на все старания… И ладно бы она просто сверзилась из окна, замечтавшись. Клянусь, подобный итог не стал бы для меня горше того, что случилось на самом деле!

Нет! Моё драгоценное дитя, моя единственная отрада, моя кровь и дыханье, цель и смысл моей жизни поступила со мной хуже, чем все прошлые недруги, все враги вместе взятые! Обманула и предала, да не раз и не два! Три луны сменилось на небосклоне за время, что родная дочь водила меня за нос. Лгала мне в глаза! Притворялась кроткой ланью, а сама ядовитой змеёй изворачивалась, целясь ужалить побольнее! После всего, что я ради неё сделала! После всего, через что прошла!

Всё раскрылось в один ужасный день, когда я, воротившись с торга, ещё не ведая беды, усталая, но чрезвычайно довольная, торопилась проведать Летис в её башне. При себе у меня была корзина разной снеди, включая кувшин простокваши и любимые Летис медовые лепёшки, а также один особенный подарок – драгоценный пояс. Уж я-то знала, такого пояса моя девочка никогда прежде не видала! Шириной он был в ладонь взрослого человека, сплошь из тонких позолоченных колец, продетых друг в дружку столь искусно, что не понять где начинается одно и заканчивается другое, а между теми кольцами крепились эмалевые бляхи алые да лазурные, будто осколки самого неба, полуденного и закатного.

Долго же мне пришлось торговаться за него с мастером! Сами понимаете, такую красоту на заячьи шкурки да сушёные грибы не выменять, тут нужны звонкие монеты, да не медные, серебро подавай! Но так мне захотелось подарить тот пояс моей Летис, что я готова была пойти на всё, лишь бы заполучить его! Пришлось пуститься на небольшую хитрость.

Ночью, пока народ пил, жёг костры да гулял, подстерегла я одного старика бродягу, каких на всяких сборищах всегда, что крыс у помойки, угостила его крепкой брагой да увлекла за собой подальше от костров, где и сотворила некие чары, из тех, о коих ещё помнила, но никогда ранее не использовала. Конечно, для того заклинания лучше подошло бы семя дикое да невиданное, но раздобыть такое мне было негде, да и некогда, пришлось использовать обычные сухие бобы. Правда, после колдовства их стало не узнать, так они набухли да потемнели от крови, но всё же, меня