Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дядюшка что-то мысленно прикинул.
– Давно, – ответил он наконец. – С пятнадцати лет.
– То есть с того времени, как она стала получать деньги?
Дядюшка поежился и промолчал. Глупый вопрос. И так понятно.
Я прислонилась спиной к бачку и задумалась.
То, что у Женьки богатый отец супругам Володиным стало известно пятнадцать лет назад. Или до этого он был не настолько богат, чтобы заинтересовать благородное семейство?
Возможно.
– Давно вы женаты? – спросила я дядюшку.
– А что? – не понял он.
– Просто интересно.
– Пятнадцать лет, – ответил дядюшка.
Я кивнула. Интересное совпадение. Пятнадцать лет назад неизвестная мне девочка Женя стала получать щедрое содержание от своего отца. И в это же время был заключен счастливый брачный союз ее родственников.
Очень интересно.
– В общем, мы немного потянули время, – продолжал дядюшка. – Пустили в городе слух, что Женя лежит в частной подмосковной клинике. Мы не знали, что делать дальше…
– И тут вы встретили меня, – подсказала я.
– Я просто в ступор впал! – откровенно высказался дядюшка. – Мне показалось, что я вижу ожившую Женьку!
Он споткнулся и неуверенно сказал:
– Знаешь, это было довольно страшно.
А я вспомнила побледневшую Елену Борисовну и поняла, почему она так испугалась, увидев меня в образе своей покойной племянницы.
Нечистая совесть, надо полагать.
– Что вы решили делать, когда познакомились со мной? – спросила я.
Дядюшка опасливо покосился на меня.
– В общем… Лена решила использовать ваше сходство.
– Для чего?
Он неловко развел руками.
– Ну… Сама понимаешь.
– Подошел срок получения процентов, – начала перечислять я. – Нужно было мое присутствие и моя подпись. То есть Женино присутствие и Женина подпись.
Дядюшка кивнул.
– Про день рожденья я уже и не говорю.
Дядюшка трусливо промолчал.
– Много я получу после тридцатилетия? – поинтересовалась я.
Дядюшка легко выдохнул воздух и почти неслышно прошелестел:
– Много…
– Ясно, – подвела я черту. – Вы хотите, чтобы я, получив эти деньги, поделилась с вами. И тогда вы сможете послать Елену Борисовну ко всем чертям.
Дядюшка молча почесал нос. Угадала, значит.
– Вы хоть понимаете, что обойти Елену Борисовну невозможно? – поинтересовалась я. – Нет, серьезно! Я знаю вашу жену совсем недавно, но понимаю одно: безнаказанно ее не кинуть.
– Это так, – подтвердил дядюшка. – Она нас обоих в землю живьем закопает.
– И что вы предлагаете? Закопать ее первой?
Я сказала это в шутку, но молчание, сгустившееся вслед за моими словами, расплющило меня в лепешку.
Я медленно приподнялась со своего импровизированного сидения.
– Нет…
– По-другому не получится, – быстро сказал дядюшка. – Или мы ее, или…
Он не договорил. Я подошла к раковине, открыла воду и подставила руки под ледяную струю. Опустила пылающее лицо в ладони, постояла так несколько секунд…
Господи, это какой-то дурной сон!
– Это просто дурной сон, – сказала я вслух, выпрямляясь.
Закрыла кран, взяла с обогревателя чистое, хорошо пахнущее полотенце и вытерла лицо.
– Ты думаешь? – спросил дядюшка язвительно. Я посмотрела на своего родственника. Его лицо как-то осунулось, вытянулось и приобрело сходство с волчьей мордой.
– Что ж, если говорить в философском смысле…
Он не договорил и ухмыльнулся. Ухмылка тоже походила на хищный оскал.
– Тогда смерть тебе не страшна.
– То есть? – прошептала я побелевшими губами.
– То есть мучиться тебе осталось недолго. Месяца два, не больше, – грубо высказался дядюшка.
Я снова уселась на закрытую крышку унитаза. Но не потому, что хотела сесть, а потому, что подогнулись колени.
– Что это значит?
– Ты же такая умная! – язвительно сказал дядюшка. – Догадайся!
Я хрустнула пальцами.
– Вот именно! – многозначительно подтвердил родственник, не спускавший с меня глаз. – Сама подумай, зачем ты ей нужна? Только затем, чтобы получить наследство! А потом? Зачем ты ей потом?
Мои пальцы свела болезненная судорога. Я сморщилась и с трудом расцепила руки. Сложила их на коленях, замерла.
– Решай сама, – подвел итог дядя. Поднялся с ванны и равнодушно договорил:
– Мне-то что? Я эти деньги так и так получу…
Не глядя на меня, подошел к двери, открыл шпингалет и пропал в темноте гардеробной. А я сидела на крышке унитаза в мертвом оцепенении еще очень долго. Так долго, что потеряла счет времени.
Не помню, как я добралась до кровати. Помню только одно: ощущение страшного холода.
Я лежала под одеялом и клацала зубами, как голодный волк. Ноги оледенели, голова пылала огнем.
Утро застало меня в том же положении. Я лежала под одеялом и тряслась.
В дверь стукнули. Я не ответила. Не было сил.
Дверь приоткрылась и в комнату сунулась противная мордочка горничной.
– Завтрак подавать? – спросила она.
Я не ответила.
Рита вошла в комнату, подошла к постели и несколько минут молча смотрела на меня. Мне хотелось сказать ей, чтобы она убралась, но сил не было даже для того, чтобы открыть рот.
Наверное, мое состояние называется нервным шоком.
Странно. Я и раньше думала о том, что вряд ли долго протяну после «своего» тридцатилетия. Но одно дело допускать мысль о смерти гипотетически, совсем другое – узнать о ней наверняка.
Теперь я понимала, что чувствуют люди, приговоренные к смертной казни. Не понимала одного: за что приговорили меня?
Я никому не сделала ничего плохого!
Рита несколько секунд понаблюдала за мной. Поджала губы и вышла из комнаты.
Я издала вздох облегчения. Присутствие горничной действовало на меня, как красная тряпка на быка.
Впрочем, радовалась я недолго. Буквально через минуту дверь моей комнаты распахнулась, и в нее ворвалась тетушка.
– Женя!
Она подскочила к кровати, обеими руками схватила меня за щеки и бесцеремонно по ним похлопала.
– Что с тобой?
Я молчала. Зубы выбивали отчетливую дробь.