И тогда он придумал себе новый смысл. Учителя и Отца нужно убить. Вспомнив лица убитых в Иерусалиме, вспомнив потоки крови на улицах и запах горелой плоти из церкви, в которой крестоносцы сожгли многих из первохристиан, пытавшихся не позволить им церковь разграбить, вспомнив близорукий от корпения в темной пыточной над трактатами Абу Сины прищур Ученика. Он мечтал исцелить мир и погиб, пытаясь спасти чужую жизнь... Вспомнив всё, тот, кого когда-то называли Железным Коптом, подтянулся на кончиках пальцев, перебросив огромное свое тело на скальный выступ.

Он пришел сюда из Иерусалима, следуя за войском Салах-ад-Дина. Его прятал и ему помогал Акын – тот, кто не раз приходил от Учителя с различными указаниями... тогда еще, в те времена, когда у жизни было два смысла, а мир был целым, как пасхальное яйцо. Это он узнал Копта, увязавшегося за армией Салах-ад-Дина, но не выдал, напротив, скрыл и содействовал всю дорогу, узнав, зачем он идет в Аламут. Снабдил подробными указаниями о расположении Крепости и тропинках к ней и даже пару раз отправлял с провизией для осажденных обитателей Крепости по специальным тайным тропам, чтобы Копт изучил дорогу и входы в крепость. Всё равно, кроме самого Учителя, да мальчишки-сейда, медленно выздоравливающего в лагере под присмотром монашки покойного Сабельника, опознать бывшего палача короля Иерусалима никто не мог. И хотя Учитель и готовил из него Мастера искусства джаллада (палача), позже, решив использовать и как шпиона, обучил и основным навыкам джаани (убийцы), которые сам узнал в далеком Наньцзине от своих учителей. Все эти познания пригодились сейчас! Еще десять таких переходов – быстрых, бесшумных, там, где, как думают сами защитники Крепости, никому не пройти, – и он будет на месте...

Акын сказал: «В урочный час я порву струны на своей домбре. Ты поймешь, что настало время идти. Иди же и сделай то, к чему лежит твоя душа!» Душа Железного Копта молчала. Говорила пустота – та, которая появилась, когда исчез второй смысл. Когда умер его Ученик. И пустоте этой хотелось убить Учителя. Пустота помогала слышать шорохи дозорных на стенах Крепости, словно вросшей в эту гору... Говорят, когда-то здесь водились орлы, но потом почему-то исчезли. Это радовало Копта – случайно наткнуться на орлиное гнездо, чтобы потом подвергнуться нападению этих жутких птиц, ему вовсе не хотелось.

Копт добрался, наконец, до входа в крепость. Здесь, как правило, всегда на страже десяток гашишшинов – спрятавшихся, конечно же, по всем щелям и готовых нести невидимую смерть всякому, кто посягнет на неприкосновенность их дома. Копт не зря прозывался «железным» – он собрался ждать. Они пошевелятся, обязательно пошевелятся, и тогда он узнает, где они... Узнав же – сможет добраться и убить раньше, чем они доберутся до него. Главное, чтобы они пошевелились...

Эх, видать, и вправду Учитель ослаб сильно! Долго ждать не пришлось – гашишшины у входа почти не умели таиться, да и драться – умели почти. Акын был прав – первые, лучшие ученики, погибли, пытаясь убить Магистра... Не все, конечно! Те, что остались, выполняют важные задания, приносящие Орлиному Гнезду золото. И потому само Гнездо – Крепость Старца – нынче под защитой многочисленных, но – недоучившихся джаани, рядом с которыми даже джаллад Копт – мастер! Качество перешло в количество, а это – верный путь к вырождению. Так когда-то говорил сам Учитель... и сам же пошел по пути этой ошибки. Первый из десятка умер от остро отточенного по краям полумесяца – эту форму метательного ножа когда-то придумал сам Учитель и научил Копта. Последний из десятка закончил жизнь в его руках, задушенный. Так Копт убивал еще до того, как познакомился с Учителем. Убил и подумал – мы оба с тобой, Учитель, идем назад, от утонченности мастерства – к простоте достижения поставленной цели. И теряем на этом пути и саму цель, и самое главное – смысл...

* * *

...Смысла в происходящем Сейд не видел. У входа в крепость он обнаружил десяток трупов – четверо убиты метательными ножами, причем в форме полумесяца. Такие делал сам Учитель. Что же, он сам убивает своих? Или кто-то из первых учеников? Остальных убили голыми руками, сворачивая шеи или просто задушив, как этого, совсем еще теплого. Но задерживаться не след, надо идти в покои того, кто называл тебя – «Сын!», кто научил всему и предал всё, чему учил!

Монашку он оставил в лагере, но знал, что она – его Малейка, ангел – хранит его, и потому был уверен. Он знал, что не будет убивать – эту заповедь он ценил превыше всего, ведь за верность ей было заплачено жизнью Нового Отца... отца Крестного... Магистра! Его джихад – вне смерти. Его джихад – во имя жизни. Так решил Сейд, и так должно быть, пока с ним – его Малейка!

Руки, подобно крыльям орла, – в стороны, кончиками пальцев по основаниям шей... С двух сторон упали без сознания атаковавшие Сейда воспитанники Орлиного Гнезда, юные, необученные, с отравленными кинжалами, такими бесполезными теперь в обессилевших руках... Гашишшины? Их боятся повсюду, ими пугают друг друга крестоносцы, словно малых детей – сказочным ифритом? Недоучки! Это всё из-за золота. Оно отравило школу, как яд скорпиона. Ибо золото – это власть, а власть и есть яд скорпиона! Так говорил Учитель по дороге на Иерусалим, тогда, когда они шли на бой с Сабельником и где он потерял свои ноги. Муаллим, что же ты сделал со смыслом своей жизни? Во что ты превратил свой джихад?! Свой... арх-х-х!.. С глухим полустоном ли, полурычанием, с лестницы упало чье-то тело, и Сейд убедился – кто-то еще вошел в Орлиное Гнездо. Этот кто-то, в отличие от него, несет смерть бывшим собратьям Сейда по Гнезду... кто-то, идущий в покои Муаллима и, судя по трупам на его пути, не соблюдающий заповеди – «не убий!»... И этот кто-то – опережает Сейда.

В покои Муаллима Сейд входил, уже зная, что опоздал. Что идущий впереди него враг Гнезда уже там. Он очень надеялся, что Муаллим, несмотря на свое увечье, всё еще тот Джаллад-Джаани, который и без ног сумеет постоять за себя.

* * *

Железный Копт знал, кого он собирается убивать. И он ни на миг не сомневался в том, что Учитель убьёт его прежде, чем он хотя бы на шаг приблизится к нему. Потому приготовил порошок зяхра — маленький кожаный мешочек, который надо лишь сдавить пальцами, и смертоносная пыль вырвется наружу, неся мгновенную смерть всем вокруг. Это – не самоубийство, успокаивал себя Копт, это – война, и я давно уже мертв, как воин, пронзенный копьем врага, и на последнем издыхании вонзающий свой меч тому в горло.

Мешочек с зяхром был в руке, наготове, но увиденное настолько ошеломило его, что он позволил себе задержаться лишь на миг. Этого мига хватило – словно выкованные из дамасской стали, пальцы Сейда жестко коснулись железа мыщц руки Египтянина... сталь победила железо, мышцы онемели, мешочек вывалился из пальцев, чтобы оказаться в подставленной ладони Сейда. Даже не позволяя себе думать о том, что это, Сейд вышвырнул мешочек в узкое окно, развернулся в сторону Муаллима, чтобы упредить атаку с его стороны... и тоже замер.

Старец горы Аламут, основатель Орлиного Гнезда, тот, за кем пришли двое его учеников, сидел на коврике и курил свойкальян. Вода в хрустальном кувшине кальяна издавала неприлично громкие булькающие звуки... но звуки, которые издавал Муаллим, были еще неприличнее. Казалось, будто все демоны джаханнама устраивают праздник в тощем горле этого сухого, почти прозрачного старика, и праздник этот вырывается наружу безумным смехом, подобным скорее кашлю. Но еще безумнее и страшнее были глаза Учителя! Потому что Муаллим не просто смеялся. Он при этом еще и плакал.