— Мы собирались заняться любовью в невесомости.

— Вот это да...

— Но Гордон решил все порвать и совсем от меня отгородился. Он ведет себя со мной, как учитель со старшеклассницей.

— Сара.

— Я любила его, Уэйд. Черт, я до сих пор его люблю. Мои чувства к Гордону абсолютно не похожи на все, что я чувствовала к Хауи. Хауи был славным парнем, но я не обожаю его. И никогда не обожала. Скажи, ты обожаешь Бет?

— Я никогда так об этом не думал. Наверное, да.

— В гробу я теперь видела этот полет.

— Сара, пожалуйста, не говори так. Ты не должна так говорить.

— Правда?

Это я во всем виноват. Я и только я. Мне надо было переодеться в гостинице.

— Сара, ради этого полета ты трудилась всю жизнь.

— Позволь тебя поправить: это все вокруг толкали меня к этому всю мою жизнь. Особенно папа.

— Ты не можешь просто так все бросить. В НАСА ведь нет дублеров. Это тебе не школьная постановка «Пока, птичка, пока».

— Да не волнуйся, полечу я. И, так уж и быть, сделаю свое дело. Но это — все, больше от меня не ждите. С таким же успехом я могла бы проводить диагностический тест на «ауди». Это всего лишь работа.

— Сара, можно я к тебе заеду? Могут они предоставить тебе свободный час? Можем мы просто поговорить?

— Уэйд, — вздохнула Сара, — я такого раньше не проходила.

— Так вот почему вчера ночью тебе моча в голову ударила? Прошу прощения за свой французский.

— Ну да. Иначе я не стала бы на нее орать. Она в этом меньше всего нуждается.

Хорошо. Значит, ее все еще волнуют чужие чувства.

Где-то на заднем плане прозвучал звонок.

— Мне пора, Уэйд.

— Когда можно перезвонить?

— Я сама тебе позвоню. Обещаю. У вас у кого-нибудь есть мобильник?

Уэйд дал ей номер Теда.

— Перезарядить эту чертову штуку не проще, чем разобраться в ближневосточной политике. Я позвоню вечерком. — Тут Уэйд вспомнил о Хауи. — Да, кстати, насчет Хауи. Это ваши два парня забрали его вчера?

— Да. Наверное. Все может быть. Вероятно, он готовит очередной сюрприз: пикник на морском берегу с печеными моллюсками, или совместный полет на воздушном шаре, или еще какой-нибудь маразм.

— Я люблю тебя, сестричка.

— Спасибо, Уэйд. Пока.

Щелк.

Черт.

Вышедший из магазина Брайан стоял рядом с Уэйдом в будке.

— Пошли разбудим маму с папой — пора ехать искать Пшш.

Брайан лоснился от цинковой мази; на голове у него была намотана тенниска, которую придерживала бейсболка с надписью «Майами Долфинз». Остальная часть его неясно-розового торса была прикрыта уцененными пляжными принадлежностями, купленными на деньги, пожертвованные Дженет. Он был похож на кучу обносков, не сгодившихся даже Армии спасения.

— Погоди, — сказал Уэйд.

Мысли бешено крутились у него в голове.

— Как Сара? — спросил Брайан.

— Хорошо. Хорошо. Отлично.

— Ты в порядке, Уэйд? -Да.

— Позвони этому немцу.

Точно. Хоть отвлекусь!

— Хорошая мысль. Позвоним-ка Флориану. Машины с ревом проносились мимо, в основном по главному бульвару туристического района Дайтоны-Бич. Это как в Рино — нет, в Лохлине — Лохлине на море.

Уэйд со звоном высыпал пригоршню четвертаков на телефонный аппарат и набрал номер Бэкингемской станции по контролю за сельскохозяйственными вредителями. И снова ему ответил полный неизбывной скуки женский голос с Багамов:

— Бэкингемский пост по контролю за сельскохозяйственными вредителями.

— Привет. Это Уэйд, я звоню Флориану по поводу письма от его... матушки. Мы говорили с вами вчера.

Этот факт, казалось, вызвал проблеск энтузиазма на Багамах.

— Сейчас я вас соединю. Минуточку.

Уэйд был рад, что ему удалось миновать привратника.

Пройдя через бесчисленное количество телефонных станций, спутников, оптических волокон и медных проводов, в трубке прорезался голос с язвительным немецким акцентом:

— Приффэт! Это юный Уэйд?

— Привет, Флориан.

— Ууф! Отшень рад. Какого черта такая букашка, comme toi[4], доставляет мою корреспонденцию?

— Ближе к делу, какого черта такой кусок евро-дерьма, как ты, обыскивает номера моих родственников?

— Поумерь свой пыл, Уэйд. Как ты мог заметить, я дождался, пока в номере никого не будет. Кого-нибудь покалечили? Нет. Что-то украли? Нет.

— Только потому, что ты не мог его найти.

— Зачем платить за вещь, которую я могу получить бесплатно?

— Ты, безнравственный ублюдок...

— Заткнись. Я не безнравственный, я всего лишь очень-очень богат, а поскольку я очень-очень богат, то и живу по своим правилам. Так устроен мир.

Держи себя в руках. Держи себя в руках.

— Поговори со мной, Уэйд, потому что я практически слышу голос твоего психотерапевта, который советует тебе быть сдержанней.

Вот дерьмо европейское. На него и времени жалко.

— Ты все молчишь, — продолжал Флориан, — так что я, видимо, угадал. Ты по какой программе лечишься — «Обуздание гнева»? Полагаю, там у вас все герои. Кстати, на Багамах по тебе соскучились. Тамтамы донесли мне, что ты окончил свои дни в Канзас-Сити. Извини, что я слишком много острю. Милый мальчик, тебе следовало бы позвонить мне или написать электронное письмо и сообщить о своих затруднениях. Я мог бы послать тебе бандероль с какой-нибудь культурной программой: билеты в местное кабаре, рисунки плачущих клоунов, принадлежащие знаменитому весельчаку мистеру Реду Скелтону.

— Заткнись, Флориан. Ты хочешь получить свое херово письмо или нет?

— Какой невежа!

— Ну и?

Флориан решил изменить ход беседы:

— Мне донесли, что в твоей ванной комнате в гостинице, Уэйд, нашли пузырек с диданозином. Малопохоже на общеукрепляющее средство.

Я забыл там свой диданозин. Черт, черт, черт.

— Твоя няня по-прежнему шлепает тебя перед сном?

— Какой ты негодник, Уэйд, всегда норовишь ударять побольнее. Так что насчет диданозина, хм?

— А тебе как кажется?

— Свинка? Круп? Тонзиллит?

— В остроумии тебе не откажешь, Флориан.