– Maleficanes[73], – пожал он плечами, не замешкавшись. – И, смотрю, не понапрасну.

– Ересь, – подтвердил до сего момента молчавший Бруно, как всегда, пристроившийся в дальнем углу. – Вот где она себе гнездо свила – в самом сердце Конгрегации. Туда бы группу инквизиторов с факелами…

– Костер по ним плачет, – согласился Курт.

– Горючими слезами.

– Непочатый край работы, – сокрушенно вздохнул он и, бросив взгляд на по-прежнему дрожащие пальцы эксперта, примирительно махнул рукой в сторону старших сослуживцев: – Ладно, забыли. Ты еще не слышал, как всех нас без различий именуют дознаватели старой гвардии… Стало быть, если я тебя верно понял, ни из-за одной стены дома ничего подозрительного ты не уловил, ни на одной улице тоже, и это означает, что против нас работает тоже в некотором роде эксперт – только по стиранию следов. Так?

– Я уже это сказал.

– Неужто они, кто бы они ни были, подошли к делу столь серьезно, что загодя озаботились об этом? – со скепсисом проговорил Райзе, разглядывая свою опустевшую флягу. – Допустили per definitionem[74], что ты запросишь эксперта?

– Или мы ошиблись, и убийства происходят вне стен Кёльна? – неуверенно предположил Бруно; Курт тряхнул головой, отмахнувшись от его слов, точно от чего-то немыслимого.

– Нет, – отрезал он решительно. – Из всех данных следует именно такая теория; и если сегодняшний опыт не подтвердил эту теорию – тем хуже для опыта.

– Я не мог ошибиться, – упрямо повторил эксперт. – Если вы убеждены, что жертва не покидала пределов города, – примите как непреложную истину, что следы ее и убийцы стерли.

– Стерли следы… – задумчиво повторил Курт, разглядывая пол под ногами и в раздражении постукивая пальцами по столу, морщась от все сильнее разгорающейся боли над переносицей. – И такие следы тоже можно стереть – так ты сказал… Да?

– По-моему, – опасливо вклинился подопечный, – вы пошли гонять по третьему кругу. Да, он сказал, что – так.

– Стереть, – вновь повторил Курт, вдруг резко вскинув голову к Штойперту, и требовательно уточнил: – Или затоптать. Так?

Мгновение эксперт смотрел на него с растерянностью, непонимающе супясь, и, наконец, скривился в снисходительной, почти покровительственной усмешке:

– Не знаю. Тебе виднее: следы вынюхивать – это ваша работа, тебе и лучше знать, что с ними делают, стирают или затаптывают.

– Или ступают в старые следы, – решив на сей раз проигнорировать выпады в сторону дознавательской службы, добавил Курт, ощущая, как головная боль уходит – верный признак того, что, пускай решение еще не найдено, но стезя к нему проторена ясно и четко. – Если сделать это аккуратно, нового следа будет почти не различимо, а если оставить на большом, очень большом следе – меньший, а поверху – снова большой, то не увидит никто и никогда.

– Абориген, – настороженно окликнул его Ланц, – охолонись. Или мы чего-то не понимаем, или тебе надо передохнуть. Куда-то тебя… не туда понесло.

– Ты был прав, Дитрих, когда упрекал следователей нового поколения в избалованности вот таким вот… оснащением, – кивнул он в сторону Томаса Штойперта, оставив слова сослуживца без ответа. – Это следовало проверить как самое первое, самое логичное, это было перед глазами, а мне и в голову не пришло… Кто увидит кровь там, где море крови, и смерть среди сотен смертей? «Дерево прячется в лесу, лист – на дереве» – помните это? А убийцы обосновались там, где следов их деяний не надо стирать – ни в обыденном смысле, ни в том, как его понимает наш гость. Они всегда затоптаны другими. Замараны. Залиты. Бойни, collegae[75]. Бойни на окраине Кёльна – полные кровавых луж и духа смерти. Возражения – есть?

Возражений не было. Было молчание – глубокое, плотное, словно морская глубь, и такое же холодное, и ему почудилось что – недоверчивое.

– Просто и явственно, – опроверг его подозрения Райзе. – И в самом деле; как мы могли не понять…

– Значит, нет возражений? – уточнил Курт, обведя взглядом сослуживцев и краем глаза видя, что эксперт, вопреки его ожиданиям, не начал светиться от гордости, вновь впав в задумчивость и обращая внимание более на свои все еще подрагивающие руки, нежели на происходящее вокруг него.

– Ни единого, – откликнулся Ланц сумрачно. – Даже противно.

– Значит, надо брать, – подытожил Курт; тот вздохнул:

– Кого?

– Всех.

– Eia, – повторил сослуживец с угрюмой усмешкой. – А поконкретнее?

– Всех, кто имеет отношение к бойням. Сторожей, владельцев мясных лавок…

– И много их в Кёльне? – перебил Бруно; Курт поморщился:

– Достаточно. Двадцать три-пять, если за время моего отсутствия ничего не изменилось.

– Придержи лошадей, абориген. – Ланц тяжело поднялся, неведомо для чего выглянув в окно, затянутое пеленой ранних зябких сумерек. – Ты прав – тебе даже приблизительно не вообразить, какое количество народу ты хочешь усадить в Друденхаус.

– Ну, так просвети меня.

– Первое, – вздохнул сослуживец, кивнув, – это старшие сторожа, у которых ключи от боен, с помощниками. Боен – четыре. Осознаешь?.. Второе. Лавок – двадцать две. Нас, по твоей логике, должны интересовать также и подмастерья мясников, а их по двое-трое, а то и четверо в каждой лавке, попеременно несут стражу вместе со сторожами. Третье – по два-три пса при бойнях…

– Их тоже в камеру? – хмыкнул подопечный; Курт бросил в его сторону уничтожающий взгляд, и тот посерьезнел, пожав плечами: – Я к тому говорю, что – собаки-то молчали; соображаете?.. Если ты прав, если все и впрямь совершилось именно на бойне – стало быть, действовал кто-то свой.

– Или их усыпляли.

– Не станет собака, а уж тем паче сторожевая, брать в рот всякую гадость, уж ты поверь, – возразил Бруно убежденно. – Разве что – ваши малефики на них как-нибудь подействовали.

– Нельзя исключать. Итак, мясники, подмастерья, сторожа с помощниками…

– И еще кое-что, – вклинился Райзе таким тоном, что теперь скривились все, предощущая неладное. – Вы забыли об одной важной детали. Иудейская бойня. В еврейском квартале.

– О, Господи, – простонал Курт обреченно, закрыв лицо ладонью. – Этого еще не хватало…

– Ведь, если я правильно понял майстера эксперта, эта бойня тоже… смердела?