Поверхность озера была гладкой и плоской, как стекло, и представляла собой идеальное зеркало для растущих вокруг воды деревьев, однако казалось, будто в нем отражается небо другого, более яркого мира. Над водой висел легкий туман, загадочная дымка, и здесь было гораздо теплее, чем всего несколькими футами ниже по тропинке. Едва уловимый бриз шевелил туман над озером, но, к моему изумлению, это оказался не туман, а пар – я ощутила на лице его теплое и влажное дуновение.

Лизель.

Я испугалась. Ветер прошептал мое имя, как будто принеся чей-то далекий зов. Пар над озером закружился, завертелся и под действием ветра разделился надвое, но поверхность воды оставалась при этом необыкновенно гладкой. Я подошла ближе к краю и посмотрела на воду с крутого берега.

«Лизель», – снова прошептал ветер.

Я подняла голову и в поисках силуэта или фигуры осмотрела другую сторону озера. На память пришли истории о Дикой Охоте, о заколдованных и убитых. Заберут ли меня? Или убьют? Или я сошла с ума? Или просто нервы шалят? В лабиринте живой изгороди Прохазки я видела Веточку и Короля гоблинов. Или решила, что видела их. Но в этом потайном, уединенном месте не было никого, даже плодов моего воображения. Я была одна, и здесь не было никого, кроме меня и моего отражения в этом неожиданном святилище.

Лизель.

Я опустила глаза. Из стеклянных глубин озера на меня смотрело лицо. Голубые глаза, золотистые волосы, розовые щечки-яблочки – лицо, которое я знала во всех подробностях.

Не мое лицо.

Лицо Кете.

Я испуганно отшатнулась. Голова Кете исчезла, но когда я снова уставилась в воду с берега, она была все еще там.

– Кете? – спросила я, пока ее губы выговаривали «Лизель». – Кете!

Опустившись на четвереньки, я поползла вперед на животе, чтобы дотянуться до воды, до сестры, до видения передо мной. Что это – волшебство? Или помешательство? В тот момент меня это не волновало. Я видела, как в глазах Кете отражались мои собственные мучения, тревога и беспокойство за свою семью, удивление и потрясение от столкновения со сверхъестественным в повседневной жизни.

«Франсуа! – Я увидела, как она оборачивается и подзывает темнокожего юношу. – Франсуа! Ежевика! Идите скорее сюда!»

Я не могла разглядеть, где она находится, поскольку за ее спиной не видела ничего, кроме изумрудных глубин озера. Она была по-прежнему в Вене, в доме фрау Месснер, и за ней присматривали компаньоны супругов Прохазка? Или она вернулась домой в Баварию, к Роще гоблинов, и находится в гостинице с мамой и Констанцей? Мне хотелось дотянуться до нее сквозь воду и нырнуть к ней на дно.

– Фройляйн?

Я резко обернулась и увидела Нину, стоявшую за моей спиной с перепуганным выражением лица. Она простерла руки перед собой и тянулась ко мне, как будто чтобы остановить – или поймать. Тогда я поняла, какой, должно быть, меня видит экономка: расстроенная молодая девушка сидит на краю озера и готовится нырнуть.

– О, нет, я в порядке, в порядке, – сказала я, вставая на ноги и стряхивая с юбки грязь. Нина энергично жестикулировала, отводя меня дальше от крутого берега. – Я в порядке, – повторила я, хотя она меня и не понимала.

Должно быть, я провела здесь больше времени, чем думала, потому что солнце уже висело низко над горизонтом. Нина снова зажестикулировала, мимикой изображая, что пора кушать, и, вероятно, добавила что-то о графе и графине. Не желая расстраивать ее еще сильнее, я кивнула и последовала за ней обратно в Сновин-холл, но перед этим обернулась и бросила последний, полный тоски взгляд на заколдованное озеро и зеркальный мир.

Зеркала.

Какие бы чувства я ни испытывала к графине и ее невероятной родословной, одно было верно. Сновин-холл был пропитан чем-то зловещим и сверхъестественным. Как и Роща гоблинов, он, возможно, являлся одним из последних оставшихся священных мест, порогом, где пересекались верхний мир и Подземный. Я подумала о том, что сказал мне граф этим утром: в их доме зеркала остаются накрытыми, чтобы перекрыть тенистые тропы между мирами. Озеро было зеркалом и окном в другой мир. Возможно, мне удастся открыть собственное окно в другой мир.

А пока я попрошу у моих хозяев бумаги и чернил и напишу письмо сестре.

Колесных дел мастер сказал, что в лесах бродит волчий призрак.

Горожане не обращали на него внимания. Годами мастер утверждал, что подмечает в лесах фантастические явления: медведей, которые ходят на задних лапах, волков, которые превращаются в мужчин, и гоблинов, которые воруют девушек. Но какими бы живыми ни были эти картины в голове колесника, они не оставляли никаких следов в мире, в котором он жил.

«Безобидный дурачок, – успокаивали друг друга горожане, проходя мимо его лавочки на рыночной площади. – Чудак».

Колесных дел мастер был молодым вдовцом – скорее юношей, нежели мужчиной. Его жена пала одной из жертв Великой Зимы в предыдущем году, когда снег принес с собой волков, тревогу и горе. Она была красавицей: ее щеки пылали юностью и здоровьем, пока огонь, который он так в ней ценил, не спалил ее изнутри. Яростная и стремительная лихорадка вначале сожрала ее легкие, а затем все остальное, забрав с собой не только жену мастера, но и их нерожденного младенца.

Она была одной из немногих, кому повезло. Ее унесла болезнь, а остальных – волки.

Город оказался погребенным под горем таким же глубоким, как и снега, задержавшиеся на земле еще надолго после прихода весны. Волки отступили вместе со льдом, оставив за собой печальный след. Тут жена, там сын, дочь, дедушка, внук – их отсутствие зияло своей пустотой, как выпавшие зубы, в длинной череде семей, прежде здоровых и целых. Многие заглушали свою боль привычными средствами – алкоголем, проститутками и Богом, – но помешательство мастера было чем-то особенным.

Все началось с теней, с пятен в углу.

«Тс-тс», – неодобрительно цокали языком жены, глядя на то, что они приняли за сажу на полу его лавочки.

«Будьте милосердны, – отвечали их мужья. – Он потерял жену».

«Крепись, – поддерживали его жены. – Жизнь продолжается».

Колесных дел мастер не обращал внимания на их перешептывания, не вслушивался в их слова. Днем он чинил их колеса, а ночами создавал империю безделушек и игрушек. Он колол и вырезал, строгал и полировал и постепенно из кусочков дерева создал фантастическую волшебную страну гоблинов, медведей, волков и лесов.

Первыми их заметили дети. Пока родители решали свои дела с мастером, они подбирали из кучи древесной стружки гоблинов, медведей и волков и играли с ними на полу, покрытом опилками и грязью. Их родители видели только пятна в углу, которые теперь выросли и превратились в кучи земли, глины, в цепкие, паутинообразные корни мертвых деревьев. Но дети видели во всем этом будущее королевство колесных дел мастера, а сам он, сохранивший в себе память о детстве, возвращался в их возраст и играл вместе с ними.