Максимилиан Волошин писал: «Палач-джентльмен. Очень вежливый. Все делает собственноручно, без помощников… Сам обходит лежащих носом в земле со связанными на спине руками и каждому аккуратно пускает пулю в затылок. Иногда напивался и говорил сестре милосердия: «Ох, лезут, сестрица, лезут из-под земли»[408].

Находившаяся в это время в Крыму в будущем знаменитая актриса Ф.Г. Раневская вспоминала: «Однажды Волошин пришел с заплаканными глазами: ночью шли расстрелы, он слышал треск пулеметов»[409].

Прибывший в Ялту зимой 1921 года знаменитый писатель Константин Паустовский увидел город и Крым опустошенным и оглушенным от большевистского террора. Он писал: «Далеко впереди помаргивал красным глазом огонь Ялтинского портового маяка. И ни единого огня больше не было на всем протяжении берега. Весь Крым был брошен, пуст, выметен зимними ветрами. Он окоченел от стужи. Я долго всматривался в берега, отыскивая хотя бы жалкий, тлеющий свет, хотя бы язычок свечи, как свидетельство, что кто-то еще жив в этой пустынной стране. Но, кроме мрака, быстро гасившего один за другим зубцы гор, ничего вокруг я не видел. В Ялту «Пестель» пришел в девять часов вечера. Город был тих и черен. С окраин долетали одиночные винтовочные выстрелы»[410].

Чудовищный размах и неоправданная жестокость красного террора в Крыму вызывали протест не только у местного населения, но и среди некоторых умеренных представителей большевистской власти в Крыму. Так, председатель бюро Крымского обкома РКП (б) М.Х. Султан-Галиев в докладной записке в Москву от 14 апреля 1921 года «О положении в Крыму» писал: «Первой и очень крупной ошибкой в этом отношении явилось слишком широкое применение в Крыму красного террора. По отзывам самих крымских работников, число расстрелянных врангелевских офицеров достигает во всем Крыму от 20 до 25 тысяч. Указывают, что в одном лишь Симферополе расстреляно до 12 000. Народная молва превозносит эту цифру для всего Крыма до 70 000… Самое скверное, что было в этом терроре, так это то, что среди расстрелянных попадало очень много рабочих элементов и лиц, отставших от Врангеля с искренним и твёрдым решением честно служить Советской власти. Особенно большую неразборчивость в этом отношении проявили чрезвычайные органы на местах. Почти нет семейства, где бы кто-нибудь не пострадал от этих расстрелов: у того расстрелян отец, у этого брат, у третьего сын и т. д.

Но что особенно обращает на себя в этих расстрелах, так это то, что расстрелы проводились не в одиночку, а целыми партиями, по нескольку десятков человек вместе. Расстреливаемых раздевали донага и выстраивали перед вооружёнными отрядами. Указывают, что при такой «системе» расстрелов некоторым из осуждённых удавалось бежать в горы. Ясно, что появление их в голом виде почти в сумасшедшем состоянии в деревнях производило самое отрицательное впечатление на крестьян. Они их прятали у себя, кормили и направляли дальше в горы… Такой бесшабашный и жестокий террор оставил неизгладимо тяжёлую реакцию в сознании крымского населения. У всех чувствуется какой-то сильный, чисто животный страх перед советскими работниками, какое-то недоверие и глубоко скрытая злоба…»[411].

Одного из организаторов этого чудовищного террора Розалию Самойлову (Землячку), которую однопартийцы-большевики называли «Демоном», а А.И. Солженицын – «фурией красного террора», Мирсаид Султан-Галиев характеризовал так: «Товарищ Самойлова (Землячка) – крайне нервная и больная женщина, отрицавшая в своей работе какую бы то ни было систему убеждения и оставившая по себе почти у всех работников память «Аракчеевских времен». Не нужное ни к чему нервничание, слишком повышенный тон в разговоре со всеми почти товарищами, чрезвычайная требовательность… незаслуженные репрессии ко всем, кто имел хотя бы небольшую смелость “сметь свое суждение иметь” или просто “не понравиться”… В бытность товарища Самойловой в Крыму буквально все работники дрожали перед ней, не смея ослушаться ее хотя бы самых глупых или ошибочных распоряжений»[412].

Не отставала от своей подруги и правая рука Розалии Самойловой (Залкинд) и председатель фракции РКП (б) в Севастопольском совете военных и рабочих депутатов Надежда Островская («товарищ Нина»), которая с особой охотой подписывала многочисленные смертные приговоры беззащитным севастопольцам. Сама она была расстреляна 4 ноября 1937 года в урочище Сандармох Карельской АССР. Приложившая столько усилий для упрочения большевистской власти «товарищ Нина», подобно многим другим партийным бонзам, была уничтожена той самой системой, к созданию которой была когда-то причастна. Безнаказанно убивавшая беззащитных людей из числа «вражеских элементов», Островская едва ли могла предполагать, что годы спустя разделит их участь. Писатель-историк Роман Гуль отмечал: «Эта сухенькая учительница с ничтожным лицом, писавшая о себе, что “у нее душа сжимается, как мимоза, от всякого резкого прикосновения”, была главным персонажем чеки в Севастополе, когда расстреливали и топили в Черном море офицеров, привязывая тела к грузу Об этих казнях известно, что опустившемуся на дно водолазу показалось, что он – на митинге мертвецов»[413].

Итогом кровавого большевистского террора в Крыму явилось уменьшение численности городского населения на 106 тысяч по сравнению с дореволюционным 1916 годом, а население многих сел исчезло вместе с селами полностью[414].

Летом 1921 года командующий вооруженными силами Украины и Крыма М.В. Фрунзе, представляя к ордену Красного Знамени крымского чекиста, начальника «Крымской ударной группы» Е.Г. Евдокимова, занимавшегося превентивным уничтожением оставшихся в Крыму белых, характеризовал его так: «Тов. Евдокимов с экспедицией очистил Крымский полуостров от оставшихся там… белых офицеров и контрразведчиков, изъяв до 30 губернаторов, 50 генералов, более 300 полковников, столько же контрразведчиков и в общем до 12 000 белого элемента»[415]. Сам Фрунзе за взятие Крыма был награжден ВЦИК специально изготовленной шашкой в золотой оправе с надписью «Народному герою».

Большевистские политические деятели и советские историки утверждали, что красный террор в Крыму был ответом на белый террор и являлся пропорциональным. Исследования крымских историков, поднявших засекреченные при советский власти документы из Государственного архива Республики Крым, показали, что за время нахождения белых у власти в Крыму было арестовано 1428 человек (из них по партийной принадлежности: 289 большевиков, 7 представителей других социалистических партий; по социальному происхождению: рабочих 135, крестьян – 32), из которых расстрелян был 281 человек[416].

В частности, контрразведка барона Врангеля, называвшаяся тогда Особым отделом штаба Главнокомандующего Русской армии, возглавляемая бывшим директором Департамента полиции Российской империи генерал-майором Е.К. Климовичем, в апреле 1920 года разгромила Симферопольскую большевистскую организацию во главе с присланным из Советской России Николаем Бабаханом, планировавшую взрывы мостов, железнодорожных путей и бронепоездов. В это же время была уничтожена большевистская организация в городе Керчи, у которой найдено оружие и большое количество пироксилина[417].

19 мая в Севастополе