– Но, но, не забывайся! Русский народ велик своей жертвенностью: он с радостью отдаёт себя верховной власти, видя в ней надежду и спасение России, – убеждённо проговорил Николай Павлович. – Надо лишь оградить его от вредных влияний Европы, и государство наше будет нерушимо. А в остальном ты прав – я и сам так думаю и спросил только с тем, чтобы проверить себя… Иди, трудись, и благодарное Отечество не забудет тебя!

– Иной награды мне не требуется, – ответил Дубельт. – Все мы – сыны России.

* * *

Бал в Аничковом дворце считался «малым балом». В отличие от «больших» балов на него приглашалось меньшее количество персон, однако невзирая на чины, по выбору императора. Когда-то хозяйкой аничковских балов была Александра Фёдоровна, но с тех пор, как она стала домашней затворницей, Николай Павлович сам назначал «царицу бала». В последние годы ею была Варвара Нелидова, однако теперь она скоро должна была родить (говорили, что это уже её четвёртый ребенок от императора) и танцевать не могла – бывало, что дамы скидывали после балов, как это произошло с женой Пушкина как раз после бала в Аничковом дворце.

Таким образом, вопрос о том, кого сегодня изберёт император, более всего занимал гостей, съехавшихся в Аничков дворец; другим интригующим вопросом являлся порядок проведения бала. Одно то, что он проводился в апреле, когда бальный сезон обычно заканчивался, вызывало удивление: сведущие люди утверждали, что император решил устроить этот был в преддверии «больших событий».

Непонятно было так же, какие танцы будут избраны. Так, в 1830 году, когда в Польше начался мятеж против России, на балах отказались от польских полонеза и мазурки; в прошлом году, когда начались волнения во Франции, перестали танцевать французскую кадриль. Что же остаётся: английский контрданс или австрийский вальс? От того, какой танец предпочтёт император, можно было сделать вывод в целом о российских предпочтениях в Европе.

Ожидание гостей было достойно вознаграждено: интрига стала развиваться ещё до появления императора, когда на бал приехала его дочь Мария Николаевна. Она приехала одна, без мужа, что само по себе было вызовом обычаям, но когда к ней подошёл граф Строганов, и Мария Николаевна принялась говорить с ним, опёршись на его руку, зал охнул. Дамы старшего возраста стали вспоминать времена своей молодости, утверждая, что тогда приличия соблюдались неукоснительно; молодые, остерегаясь выставить себя в дурном свете, отделывались общими замечаниями; женатые мужчины осуждали современную манеру поведения, а холостые, напротив, выступали за большую свободу нравов.

Император прибыл на бал точно к назначенному часу, Николай Павлович никогда никуда не опаздывал. Он был одет в мундир Преображенского полка, отлично подогнанный к его фигуре; коротко поздоровавшись с некоторыми гостями, Николай Павлович подошёл к Марии Апраксиной.

– Это она! – выдохнули собравшиеся на балу. – Царица бала – дочь графа Апраксина!

Церемониймейстер в зале и капельмейстер на хорах замерли, ожидая подходящий момент для начала танца. Николай Павлович не стал мешкать: он взглянул на церемониймейстера, церемониймейстер – на капельмейстера, и тот взмахнул палочкой; оркестр заиграл вальс.

– Вальс, венский вальс! Значит, Австрия! Так я и думал!.. Я тоже!.. Стало быть, мы поможем Австрии! – зашептались мужчины, в то время как дамы наблюдали, как танцует император с Марией Апраксиной, и сгорали от любопытства, о чём они говорят.

– Машенька – мне ведь можно так тебя называть?.. Ты не обиделась, дитя моё, что мы пустились танцевать без предварительных разговоров и этих assiduités, как выражаются французы, будь они неладны – я имею в виду французов, а не assiduités, – вальсируя и поглядывая на себя в зеркала, говорил Николай Павлович. – Право же, у меня так много забот и так мало времени, что трудно найти минутку, чтобы открыть своё сердце.

– Государь, с двенадцатилетнего возраста я мечтала о встрече с вами, и вот мечты мои осуществились, – могу ли я обижаться? – возразила девушка, снизу вверх глядя на него и кокетливо улыбаясь.

– Неужели с двенадцатилетнего? – удивился Николай Павлович. – Где же ты меня видела?

– В Смольном институте. Все наши девочки были влюблены в вас, а madame Адлерберг постоянно твердила нам, что любовь к государю – это святое чувство, – она призывно улыбнулась и облизнула губы.

– Ах, так! – сказал Николай Павлович, несколько обескураженный её напором. – Так ты понимаешь, чего я жду от тебя? Немного внимания, немного ласки для старого усталого солдата.

– Зачем же мы теряем время? Пойдёмте же туда, где нам не смогут помешать! – воскликнула она, сжимая его руку и увлекая из круга пар, которые только что начали танцевать.

– Какая непосредственность! Какая чистота! – сказал восхищённый Николай Павлович. – Но погоди, дай окончиться вальсу. И потом – кто будет царицей бала, если мы сразу удалимся? Я полагал, ты обрадуешься, если станешь ею.

– О, я рада, рада, очень рада! Но это всё после, после! – притопнув ножкой, вскрикнула девушка. – Ах, этот несносный вальс, и когда он окончится?!..

– …Сегодня я осталась без ментора: папА не до меня, – сказала Мария Николаевна графу Строганову, кивая на Николая Павловича и Марию Апраксину, которые после вальса пошли во внутренние комнаты дворца. – Что вы мне рассказывали о ваших планах? Я думаю, нам тоже надо найти уголок, где не так шумно…

Перед дверями, за которыми скрылись император и его избранница, немедленно появились четыре человека в мундирах почтовых служащих. К ним подошёл человек в сине-жёлтом мундире ротмистра Мариупольского гусарского полка.

– Почему оделись почтальонами? – сипящим шёпотом спросил он. – Совсем с ума сошли?! Почтальоны на балу!

– Виноваты, ваше высокоблагородие! – щелкнув каблуками, ответили они. – Опять у нас что-то перепутали.

– Когда прекратится эта путаница? – раздражённо ответил он. – Мне тоже другого мундира не нашли, кроме как мариупольского – Мариуполь, мать твою!..

Алексей Фёдорович Орлов принадлежал к тем Орловым, которые сыграли большую роль в русской истории XVIII века. Его дядя Григорий был любовником императрицы Екатерины; он помог свергнуть её мужа Петра III, чтобы она стала единодержавной правительницей. Другой дядя, Алексей, организовал этот заговор и после его осуществления отправил Петра III на тот свет; впрочем, будучи человеком разносторонних талантов, Алексей Орлов-старший прославился и многими другими деяниями – разгромил турецкий флот в Средиземном море, выкрал в Италии самозванку княжну Тараканову, называвшую себя дочерью покойной императрицы Елизаветы и имевшую виды на русский престол, вывел в России новую породу лошадей, разводил голубей и кур, строил и украшал Москву, фактическим хозяином которой был в конце своей жизни.

Фёдор, отец Алексея Орлова-младшего, был четвёртым из пяти братьев Орловых, и тоже отличился и в дворцовом перевороте, приведшим к власти Екатерину, и в войне с турками. Фёдор Орлов никогда не был женат, однако долгое время жил с вдовствующей полковницей Татьяной Ярославовой, которая родила ему пятерых детей. Императрица Екатерина, снисходительная к амурным шалостям своих подданных, к тому же, благодарная Орловым за помощь в захвате престола, даровала детям Фёдора право носить фамилию отца и наследовать его состояние – таким образом, Алексей ни в чём не чувствовал себя ущёмлённым.