– Думаешь? На всякий случай я позвоню, пусть разведают по своим каналам, кто в ментуре нищими заинтересовался и почему.

Очнулся Марлен Петрович и, разумеется, не понял, где он. Рассеянный желтый свет шел откуда-то сбоку. Марлен Петрович хотел приподняться и осмотреться, но его остановила боль.

Боль! Он все вспомнил. Сначала перед ним вырос человек, будто из-под земли, и Марлен Петрович почувствовал идущее от него смертельное дуновение. Оно ударило в лицо, как порыв ветра. Потом был выстрел и боль. Родилась глупая мысль: я убит? Марлен Петрович пошевелил пальцами, одна рука не повиновалась, а вторая ощутила прикосновение материи. Он сжал пальцы правой руки в кулак – получилось. Скосил глаза влево, потом вправо. Увидел странные аппараты, трубки, окно... Нет, он не умер, это пока не тот свет, откуда никто не возвращался.

– Эй... – промямлил Марлен Петрович, ведь кто-то должен дежурить у него. – Эй...

Никто не откликнулся. Может, его не услышали? Но крикнуть громко у него не хватило сил. Он лежал и повторял эй... эй... эй...

Скрипнула дверь, послышались мягкие шаги. К нему не подошли, значит, его не слышат. Марлен Петрович с огромным усилием повернул набок голову. Незнакомая молодая женщина в простом брючном костюме темно-зеленого цвета что-то делала у аппаратов. Он еще раз произнес:

– Эй...

Она оглянулась, на ее лице промелькнуло удивление, подошла:

– Как вы себя чувствуете?

Он сделал знак веками, мол, я в порядке, потом собрал силы и спросил:

– Где я?

– В больнице. Вам сделали операцию. Лежите спокойно, с вами все хорошо.

Ну, лежать так лежать, на большее он действительно не способен. Правда, хотелось бы повернуться на бок, но... Женщина ушла. Марлен Петрович прикрыл веки. Ух, жизнь – сладкая и горькая, увлекательная и скучная, чистая и грязная, – всякая... Он заново ее переживал, будто наяву, а не во сне. И только отдельными эпизодами в его жизнь врывалась чужая.

Уже прошла неделя, как арестовали Назара. Поздно вечером Катя вернулась из станицы, порядком вымокнув. Мамаша откуда-то взяла силы и натопила к приезду невестки баню.

– Бачила Назара? – с ходу спросила она.

– Нет, – понуро ответила Катя. – В Костюшко стреляли из пистолета Назара, его обвиняют в убийстве.

– А свидание жинке не положено?

– Да перевезли его, в Краснодар. Там судить будут.

– И шо опосля суда?

– Не знаю.

Сентябрьский ливень был холодный, Катя продрогла до костей, была расстроена неудачей и худыми вестями. Она сидела на полке, обхватив ноги руками, склонив на колени голову, и думала. Неужели Назар застрелил, подло подкравшись? Такого не могло быть, да и никто в это не верил. По слухам новая власть никого не щадит малейшая провинность и – прощай партбилет, прощай свобода. Катя понимала: ни один человек не будет хлопотать за Назара, у всех полно забот и без него. Значит, остается только она. Жаль, не увиделась с ним, он бы подсказал, с чего начать, к кому обратиться. А чем ему помочь, когда главная улика против него?

Улика! Катя даже вздрогнула от этой мысли, словно ее ударили. Да-да, в револьвере все и дело. Но как он попал в руки убийце? Назар никогда его не носил его с собой, он лежал в коробке, а коробка стояла на верхней полке этажерки, за Катиными книжками.

– Кто-то взял его без спроса, – дошло до Кати. – Мамаша не могла, ей-то зачем? Кто-то побывал в доме и взял... то есть украл.

Как же найти этого человека? Ну даже если Катя найдет, то разве он признается? И все же за ужином она спросила:

– Мамаша, а кто к нам заходил до ареста, когда ни меня, ни Назара не было дома?

– Та хиба ж я вспомню? – пожала острыми плечами та.

– Вспомните, мамаша, это очень нужно.

Старушка задумалась, наклонив головку в белом платочке набок и в памяти отматывая время назад. Она шевелила губами, а Катя напряженно следила за ней, мысленно помогая ей.

– Бочиха, Маруся, – начала перечислять она, только ни бабе Бочихе, ни Марусе револьвер незачем. – Дед Матвей... Милька... Настасья...

– Милька? – насторожилась Катя. – Зачем она приходила?

– Так дите полечить, воно криком кричало. Три раза приходила...

– Она в хате одна оставалась или с вами все время была?

– Ни, я шепчу, када никого нема. Я с дитем до себе уходила, а Милька тут була.

Милька вышла замуж за Кондрата, родила девку, как здесь называли младенцев женского пола (а мальчиков – казаками). До этого она не раз тайно травила плод при помощи местной акушерки, судачили, и от Назара тоже. Что, если Милька украла револьвер от злости на бывшего любовника? Но не сама же она стреляла! А ее муж? В темноте его можно спутать с Назаром. А какие у него причины? Во-первых, Кондрат сильно пострадал, когда изымались излишки, он из зажиточных. Во-вторых, Мильку он любит, ревнует ко всем, бьет за прошлые грехи. Что, если он вынудил жену украсть револьвер, застрелил Костюшко с Мясищевым, а оружие подкинул? Таким образом Кондрат расправился с любовником жены, чтоб она вновь не спуталась с ним...

– Мамаша, послезавтра я еду в Краснодар, – заявила Катя.

– Ой, це ж далеко...

– Доберусь. А вы уж с Захаркой одна управляйтесь.

Катя ушла спать, а мамаша кинулась к иконам:

– Никола Угодник, рано мени помирать. Ты уж поспособствуй...

В Краснодар Катю привез дед Матвей, он для доброго дела лошадь не пожалел, но и о своей выгоде подумал. В городе-то легче достать товары, а ему нужен был новый серп, гвозди, хомут, деготь, а повезет, так и проволоки купит. Не за деньги. Кому они нужны – деньги? А за продукты. Натуральный обмен продолжал оставаться единственным надежным средством при товарообороте. Ехали день целый, к вечеру добрались, а где ночевать? Телегу поставили в людном месте у вокзала, в ней и заночевали, накрывшись одним тулупом. Лишь бы дождя не было, сентябрь в этих краях теплый. Но дед Матвей собирался уехать на следующий день, Кате следовало найти квартиру, чем она с утра и занялась.

В Краснодаре, в прошлом Екатеринодаре, она когда-то жила. Катя бродила по знакомым улицам в поисках объявлений о сдаче в наем квартиры, но здесь многое изменилось, вокруг все не так, запущено. К полудню, Катя не чувствовала ног, а надо было еще возвращаться к деду Матвею за вещами. Она присела на скамью отдохнуть рядом с мужчиной в засаленном пиджаке и такой же кепке, в видавших виды сапогах. Катя решила, что, наверное, разумней спросить у служащих вокзала, где найти квартиру. Только она собралась идти, как вдруг услышала: